Угроза внутри

Влас уже скользнул под машину и приглушенно позвал оттуда: «Сюда!» Все, кроме крупного Панько, без труда пролезли под бампером и поместились с ним рядом. Теперь с боков их прикрывали гусеницы, и, к тому же, тут было не так холодно.

Ким забрался последним и лежал на боку под задним мостом. В дорожном просвете не было видно уже ничего. Нет, кое-что было видно – ночь. Настоящую, опасную, дикую, хоть вой больше и не повторялся. Возможно, им и вправду удастся так переночевать, отстранение подумал он, отвлекая себя от злой боли в плече. А Ерик – там, в скалах? Если он еще жив… Но разве это может быть? Удивительно, что они-то еще живы.

Кожу медленно и противно облепили мурашки, и Ким ощутил, как волоски на руках встают дыбом. Что-то изменилось снаружи.

Словно в подтверждение, он вдруг почувствовал, как чья-то ладонь нащупала его руку и слегка сжала. Тут же, как по сигналу, раздался вой – и гораздо ближе. Сперва в один голос, затем тоскливую ноту подхватили еще двое, трое – много. Леденящая песня, но не жалоба, а призыв, нетерпеливый и голодный.

Хуже всего было – беспомощно лежать, воображая себе всякие ужасы и гадая, обнаружит их стая или нет. Но ничего другого не оставалось.

Завыли совсем рядом. Почему он не может отделаться от ощущения, что стая знает: они тут? Может, их приманивают его мысли о них? Его страх?

– Ким… – раздался шепот не громче шуршания листа на ветру. Кто это говорит, Кира? Это ее руку он чувствует на своей? Ладонь поднимается выше, к локтю, ощупывает. – Ты весь в крови.

Он и забыл, но да, наверное, бинты совсем размотались.

Ох, нет! Неужели они могут…

Вместо ответа вой разрезал темень прямо у него над ухом. И теперь уже Ким совершенно отчетливо слышал и ощущал вокруг транспорта движение: сгустки черноты перемещались, тихонько дышали и шелестели травой.

Сомнений не оставалось: стая почуяла кровь.

Вой уже не прекращался. Ким в очередной раз подумал, как он ужасно устал. Разве это должен быть он? Почему он?

Потому что Ерик погиб. И Риман. И он не хочет, чтобы погиб кто-то еще.

Он осторожно высвободил свою руку из-под чужой и не мог не подумать, что это прикосновение было последним в его жизни, и что его надо запомнить. Потом нащупал в кармане фонарик, перекатился на живот и пополз наружу.

Ким медленно двигался, всей душой молясь о том, чтобы не ткнуться головой в чьи-нибудь лапы. Лапы, судя по звуку, были повсюду. Когда ему показалось, что он уже достаточно далеко от транспорта, Ким поднялся на ноги и сделал несколько глубоких вдохов. А потом зажег фонарик.

Зря он надеялся, что уже ничего не почувствует. Потому что теперь Киму стало так страшно, как никогда.

Звери были гораздо мельче и тощее рыси – не волки, а какие-то волчки. Но их было… десятка два, три? Сейчас они оказались как раз посредине между ним и транспортом и постоянно двигались, но Ким прекрасно различал присаженные сзади силуэты ростом ему по колено, туповатые носы и маленькие глаза-угольки.

Теперь все волки смотрели на него, но никто не нападал первым. Ничего, он подождет. Глубоко подышит, запасаясь кислородом, как учил Ли. А потом еще разок проверит, как далеко и как долго он может бежать.

Самый крупный зверь медленно пошел на него, и тотчас Ким стрелой сорвался с места.

…То есть он хотел сорваться. Он приказал себе припустить, что есть духу, гнать во весь опор, но оказалось, что он не может. Страх заморозил ноги, незаметно сделал все тело вялым и дряблым; Ким уже чувствовал, как его рвут десятки когтей, как зубы сдавливают плоть, – и не мог шевельнуться.

Идиот, да беги же! Уводи их!

Вожак делает еще шаг, Киму кажется, что он чувствует его запах, вонючее дыхание, собственную смерть; остальные подтягиваются за ним, окружают, презрительно вздергивают верхнюю губу – улыбаются… И вдруг, как по команде, поворачивают морды назад.

Потому что сзади раздается громовой окрик:

– А НУ СЮДА, ПАДАЛЬ, СУКИНЫ ДЕТИ!!!

Ким отрывает взгляд от передней зверюги и видит Каверина в луче брошенного на землю фонарика. Капитан стоит перед транспортом, выставив одну ногу вперед; он делает несколько быстрых резких замахов, и в головы нескольким псам летят камни. Достается и вожаку, и тот с взвизгом отскакивает вбок. Взвизг мгновенно перерождается во взрык.

Как он мог быть таким кретином?! Как мог не подумать об этом?!

Каверин должен был пойти за ним. Ведь Ким – штатский. Капитан внешних силовиков будет защищать штатского любой ценой. Даже в заведомо безнадежном бою, потому что это его долг.

Ким хотел спасти их, а вместо этого заставил покинуть укрытие.

Новые камни летят в волков, и воздух наполняется скулежом и рычанием; звери рассыпаются, но быстро перестраиваются, чтобы насесть уже на новую цель. И тут появляются Панько и Сун: их фонарики слепят зверей, заставляют затормозить. Но это, конечно, ненадолго, и силовики прекрасно понимают, что ненадолго, и нападают первыми.

Каверин бросается на вожака, Панько с Суном оказываются по обе стороны от командира. Вдруг Ким вспоминает и чуть не плачет от облегчения: Вселенная, парализаторы! Всегда на бедре, у каждого силовика! Они отобьются!