Уик-энд на Змеином озере

…Сёмка шел по серому Краснодару с высокими гнущимися домами, которые в вертикальном далеке сужались до такой степени, что качались, — наверное, от ветра, который дул над городом, гоня тревожные тучи, — и походили на огромные водоросли. Сёмке становилось жутко, он опускал голову и обнаруживал себя уже совсем в другом, но таком же незнакомом месте. Никто не шел навстречу: прохожие только обгоняли. Он видел их тонкие высокие торсы и черные красивые ноги — это были женщины.  Он представлял, что каждая из них, проходя мимо, тайком, сверху вниз, косит на него продолговатым смеющимся глазом и показывает раздвоенный язык. Когда же он норовил разглядеть лица тех, которые еще сзади и смотрят ему в затылок, — для этого он резко оборачивался, — все замирало, лица прятались в водорослях, и лишь неясно белели из колышущейся темени, а прически вытягивались кверху снопом тонких стеблей… Пока обогнавшие его не исчезали за очередным поворотом, он хорошо видел их со спин — гибкие фигуры были прекрасны: если бы не убегающие ноги, то можно было подумать, что вперед улетают высокие русалки, с вздернутыми плечами и слегка разведенными, будто в удивленном извинении, руками. Он пробовал догнать кого-нибудь из убегающих, поймать за рукав, за юбку, остановить, зайти спереди…Однако ноги вязли в тине, и не могли ускорить его движения… Он пытался громко спросить, позвать… Рот открывался, но голос не звучал…

Проснулся, потрогал лицо, — сухое. Все правильно: он ведь никогда не плачет.

Наутро, когда приезжая старушка еще спала, совсем, наверное, не по-городскому похрапывая, а бабушка уже воевала с поросятами («Ну, плечевые!!!..»), Сёмка тихо вывел велосипед и поехал к Змеиному озеру. Колеса скользили по мерзлой земле, пару раз от невнимательности Сёмка падал, весь перепачкался.

…Это было хмурое утро ранней южной весны. В центре Змеиного озера зияла черная проталина, вода неровно зыбилась и всхлипывала под краями льда, а рыжий камыш рептильно шуршал: «Шш-с-скоро!..»

Но лето не пришло скоро. Его пришлось с нетерпением, а значит долго, ждать.

…Сёмка скоро определил, что озеро (распухшая буквой «ф» канава) имеет один относительно людный — со стороны станицы, и другой совершенно безлюдный берега. На стороне «безлюдного» располагались пустыри, весной окрасившиеся полевыми цветами, и следом, совсем далеко, коллективные поля. Нетрудно догадаться, какой берег облюбовал Сёмка, раз за разом переправляясь туда с велосипедом на руках, по тайному, в камышовых зарослях, мосточку, который сам и соорудил из нескольких жердин. На «людном» иногда появлялись случайные, нездешние, прохожие и автомобилисты (рядом пролегала грунтовка). Их остановки были кратки: искупаться, набрать воды… Если Сёмкин романтический покой на Змеином озере тревожили эти самые посторонние с противоположного берега, что бывало очень редко, то он надевал большие солнцезащитные очки и панаму из газеты, с большими полями, рот на замок, — если что, отвечал жестами, сам в разговор не вступал. Не хотел, чтобы станичные узнали, что именно здесь, в змеиной обители, он проводит свое свободное время. Маскировка срабатывала — до сих пор его странное увлечение оставалось тайной даже для бабушки.

…Услышав шум двигателя, Сёмка опустил на лицо сомбреро, поправил очки, принял сидячую позу, в которой его издалека было невозможно узнать. Коленки подобраны к подбородку, над коленками — огромные темные, непроницаемые очки, к тому же прикрытые газетной панамой.

Из-за холмов противоположного берега показалась машина с высоченными бортами, которая весело взревывала и резво подскакивала на ухабах. Сёмка сразу узнал ее. Это был личный «Зилок» школьного физрука, на котором он, вечно разведенный станичный учитель, многодетный алиментщик, по выходным дням подрабатывал на дачах, курсируя, в качестве грузотакси, между поселком и городом. Все знали, что в кузове этой машины всегда присутствует спортивный мат — в качестве мягкого сиденья для пассажиров, которых, правда, физрук, опасаясь автоинспекции, в отличие от овощей, фруктов и садового инвентаря, мог подбросить только до пересечения проселочной дороги с автомагистралью. Но и то хлеб.

Машина остановилась, захрустев сминаемой береговой галькой. Озеро заполнилось музыкой. Сёмка еще раз сформулировал для себя воздействие шлягеров на слушателей: песня сначала своеобразно «озвучивает» настроение отдыхающих, затем управляет их мыслями, которые со сладостной послушностью следуют за незамысловатыми, типичными оборотами чьей-то отвергнутой, потерянной, найденной, и так далее, любви.

Из кабины вышли двое по всему видно отдыхающих людей, которые сейчас находились во власти очередной песни, и даже невольно подергивались в заданном такте.

С физруком была молодая женщина. Сёмка узнал ее, хотя сделать это сразу было непросто: настолько она изменила свой облик. Вместо платья и кофты — джинсовый костюм, вместо толстой косы — рассыпанные по плечам пышные черные волосы, которые украшала заколка в виде золотого пера жар-птицы.