— Нет-нет, я не о том. Я имею в виду конкретные факты. Тогда, в подвале, на Лейле была брошь, которая светилась в темноте. И на стене вокруг нее не оказалось следов пуль... Ее мужа не было здесь, когда я находился в городе. Кто-то проколол шины моего автомобиля и пытался сбить меня... встреча на станции Лесситер была моей идеей. Как Фоссет смог узнать о ней, если ни один из них не сообщал ему?.. Вы говорите, они не причастны? На чем основана ваша уверенность? Ведь вы не знали о Маколиффе? Откуда вам известно, что они не... — Джон Таннер остановился, поняв, какое обвинение собирался бросить в адрес своих ближайших друзей. Он посмотрел на Дженкинса, не сводившего с него глаз.
Дженкинс оказался прав. Вопросы возникали снова и снова. Многое в этой истории было чересчур личным.
Грувер подался вперед.
— Я попробую ответить вам. На мой взгляд, все достаточно просто. Фоссет и Маколифф работали в паре. Когда Фоссет покинул мотель, он забрал с собой всю аппаратуру и подслушивающие устройства. Когда вы уехали из дома и позвонили вашим друзьям, назначив встречу, он легко мог связаться по рации с Маколиффом и передать ему приказ уничтожить вас. После того как Маколифф сообщил ему о том, что не сумел этого сделать, Фоссет сам поехал на станцию. Достать автомобиль — не проблема, проколоть шины — тем более. Брошь миссис Остерман? Думаю, она надела ее случайно... Стена без пулевых отметин? Насколько я помню, ее расположение почти полностью исключает возможность прямого попадания.
— "Почти", «случайно»... О Боже! — Таннер вернулся к дивану и неловко сел. Он взял руку жены. — Постойте... Вчера на кухне, когда я вышел закрыть зонты и попал под обстрел, Элис услышала странный диалог...
— Мы знаем, — мягко перебил его Дженкинс. — Ваша жена рассказала нам.
Элис посмотрела на Джона и кивнула. Глаза ее были печальными.
— Ваши друзья, Остерманы, удивительная пара, — продолжал Дженкинс. — Миссис Остерман видела, что ее муж хотел... должен был прийти вам на помощь. Он не мог просто так стоять и смотреть, как вас убивают... Они очень близки. Вчера она фактически разрешила ему рисковать за вас жизнью.
Джон Таннер закрыл глаза.
— Не думайте об этом, — сказал Дженкинс. Таннер посмотрел на Дженкинса и понял, что тот имел в виду.
Грувер поднялся со своего кресла. Это было сигналом для Дженкинса, который последовал за ним.
— Нам пора идти. Мы не хотим утомлять вас. Время еще будет. Мы всегда к вашим услугам... Да, кстати, это принадлежит вам. — Грувер полез в карман и вытащил оттуда конверт.
— Что это?
— Обязательство, которое Фоссет заставил вас подписать. Ваше согласие участвовать в операции. Даю вам честное слово, что магнитная запись этого разговора надежно похоронена в архивах. Навечно. Ради безопасности обеих сторон.
— Я понимаю. Позвольте еще один вопрос. — Таннер помедлил, словно боясь собственных мыслей.
— Да, слушаю.
— Кто из них позвонил вам? Кто сообщил вам о встрече у станции?
— Они сделали это вместе. Все трое встретились и решили позвонить в полицию.
— Вот так просто?..
— Ирония судьбы, мистер Таннер, — сказал Дженкинс. — Если бы они сделали это раньше, ничего не случилось бы. Но только прошлой ночью они решились встретиться и рассказать друг другу правду.
Дженкинс и Грувер поднялись, чтобы попрощаться. Пожимая им руки, Джон вдруг спросил:
— Скажите, а кто же был в машине?
— В какой машине, мистер Таннер?
Джон продолжал держать руку Грувера.
— Когда я шел по Лесситер-роуд, мимо меня дважды проехала черная машина — к станции и обратно, в Сэддл-Вэлли. Маколифф и Фоссет остались поджидать меня. А кто же был в машине?
Джон наконец выпустил руку Грувера.
— Вы сегодня очень устали, мистер Таннер, давайте в следующий раз, — вместо ответа сказал Грувер. — Как-нибудь в другой раз... — повторил он, и они с Дженкинсом быстро вышли из комнаты.
Сэддл-Вэлли наполнился слухами. В полумраке местного бара завсегдатаи собирались группами и шептались о чем-то. В клубе, на теннисных кортах и у бассейна, оживленно обсуждали неслыханные события, потрясшие их райский уголок.
Рассказывали странные вещи — будто Кардоуны уехали в длительное путешествие, никто не знает куда. Говорят, у его фи[,-мы неприятности... Ричард Тримейн пьет больше обычного — а он и так никогда не был трезвенником. И вообще, в его семье что-то неладное. Прислуга куда-то пропала. Дом — далеко не тот, каким был раньше. Любимый сад Вирджинии потихоньку зарастает...
Но скоро разговоры прекратились. В Сэддл-Вэлли быстро забывали о печальном. Через некоторое время горожане перестали вспоминать о Кардоунах и Триметинах. Они ведь, в сущности, никогда не были здесь своими. И их калифорнийские друзья не из тех, кого привечали в клубе.
И вообще для разговоров, суждений и оценок просто не было времени. Ведь летом столько интересных дел! Сэддл-Вэлли летом бесподобен. А как же иначе?
Отгородившийся от всего мира, надежно защищенный и независимый.
А Джон Таннер знал, что больше никогда не будет «уик-энда Остермана».
«Разделяй и убивай».
В конце концов «Омега» все же победила.