Уик-энд с Остерманом

— Насколько мне известно, это всеобщий закон. И я не буду спорить с ним.

— Ты и не можешь спорить. Система не позволит сделать этого. Ты подготовлен для выполнения определенных задач, приобрел определенный опыт — вот и все, этим придется заниматься весь остаток жизни. И спорить тут не о чем.

— Я стал бы никуда не годным ядерным физиком, а ты, в лучшем случае, посредственным нейрохирургом… — сказал Таннер.

— Конечно, все относительно, и я не пытаюсь фантазировать. Я хочу сказать, что над нами властвуют силы, с которыми нам не совладать. Едва мы успеваем достичь профессионализма, как приходит смерть. Мы живем и работаем, не выходя за пределы четко очерченного круга; мы не решаемся переступить его границы хотя бы для того, чтобы осмотреться. Боюсь, что тебе это свойственно в еще большей мере, чем мне. Во всяком случае, с теми деньгами, что у меня есть, я обладаю хоть какой-то возможностью выбора. Но тем не менее деньги… Они сковывают нас по рукам и ногам.

— У меня есть только то, что я заработал сам, и я не жалуюсь. Кроме того, мой риск хорошо оплачивается.

— Но у тебя ничего нет за спиной. Ничего! Ты не можешь позволить себе встать и громко заявить о себе: это я! Во всяком случае, когда речь заходит о деньгах. Ты бессилен! На тебе висит все это, за что надо платить! — и Остерман широким жестом обозначил дом и участок Таннера.

— Возможно, я и в самом деле не могу… когда речь идет о деньгах. Но кто может?

Остерман подвинул к себе стул и снова сел. Не отводя глаз от Таннера, он мягко обратился к нему:

— Есть способ. И я готов тебе помочь, — он остановился на несколько секунд, словно подыскивая слова, и опять заговорил: — Джонни… — он снова запутался.

Таннер боялся, что у него не хватит смелости закончить:

— Продолжай.

— Я пришел к определенным… выводам, и они очень важны! — теперь Остерман говорил очень быстро, и слова цеплялись одно за другое.

Внезапно внимание обоих мужчин было привлечено к дому. В спальне Джанет вспыхнул свет.

— Что там такое? — спросил Берни, не пытаясь скрыть разочарования.

— Это Джанет. Ее комната. Мы наконец вбили ей в голову, что когда направляешься в ванную, надо зажигать свет. А то она на все натыкается, и мы с полчаса не можем уснуть.

И тут раздался крик. Пронзительный и полный ужаса. Детский крик.

Обогнув бассейн, Таннер буквально вломился в дверь кухни. Крики не прекращались, и во всех трех спальнях разом зажегся свет. Берни Остерман почти нагнал Таннера, и они оба примчались к спальне девочки. Добрались мгновенно, так что Элис с Лейлой едва успели выбежать из своих комнат.

Джон резко пнул дверь, не прикасаясь к ручке. Она распахнулась, и все четверо оказались в комнате.

Девочка, захлебываясь рыданиями, стояла посреди комнаты над тельцем вельш-терьера.

Собака лежала в луже крови.

Голова была отрезана.

Схватив дочь, Джон Таннер вынес ее в холл. Он ни о чем не мог думать. Мозг словно оцепенел. Перед глазами стояла лишь та ужасная картина в лесу, которую вызвало в памяти зрелище обезглавленной собаки. И страшные слова Джонсона в мотеле:

«Отрезанная голова предвещает резню».

Он должен взять себя в руки. Он должен.

Он видел, как Элис что-то шепчет Джанет на ухо, покачивая и убаюкивая ее. Он видел в нескольких футах от себя плачущего Рея и Берни, успокаивающего его.

Наконец, он расслышал слова Лейлы:

— Я займусь Джанет, Элис… Иди к Джону.

Таннер в ярости вскочил на ноги:

— Если ты притронешься к ней, я убью тебя! Ты слышишь, я убью тебя!

— Джон! — не веря своим ушам, вскрикнула Элис. — Что ты говоришь?

— Она была по другую сторону холла! Ты что, этого не понимаешь! Она была по ту сторону холла!

Остерман рванулся к Таннеру и, схватив его за плечи, прижал к стене. Затем он резко ударил его по лицу:

— Эта собака мертва уже несколько часов! Да приди же в себя!

Несколько часов. Не может быть. Это случилось только что. Зажегся свет и была отрезана голова. Отрезана голова маленькой собачки… А Лейла была по другую сторону холла. Она и Берни. «Омега»! Резня!

Берни покачал головой:

— Мне пришлось тебе врезать. Ты был слегка не в себе… Соберись же. Я понимаю — это ужасно, просто чудовищно. У меня самого дочь.

Таннер пытался сосредоточиться. Сфокусировать зрение, привести в порядок мысли. Теперь все смотрели на него, даже Реймонд, всхлипывающий у дверей своей комнаты.

— Тут никого больше нет? — Таннер ничего не мог поделать. Где люди Фассета? Ради Бога, где же они?

— Кого, дорогой? — Элис придержала его за талию, на тот случай, если он снова споткнется.

— Никого нет, — беззвучно повторил он.

— Мы здесь. И мы позвонили в полицию. Только что! — Берни положил руку Таннера на перила и, поддерживая его, свел Джона вниз.

Таннер посмотрел на худого, но сильного человека, который помогал ему спускаться по лестнице.