Уильям Шекспир метаморфозы образов любви

Поэтому ритм строки отклоняется от установленной нормы, которая подробно обсуждалась ранее в этой статье. Хотя окончательного объяснения этому изменению нет, его непоследовательность оправдывает предположения. В случае, если можно предположить, что разница в шаблоне по Петрарке не является упущением со стороны Шекспира. Тогда вполне возможно, что эта творческая особенность была вызвана эстетическими или символическими причинами. В таком случае, будет уместно задаться вопросом, почему этим конкретным линиям дана такая уникальная структурная обработка?

Но если отложить в сторону аспекты эстетической интерпретации, можно предположить, что Шекспир намеренно выбрал эти две строки, чтобы утвердить полную свободу от обычных метров пятистопного ямба. Чтобы, акцентируя внимание читателя показать ему, что истина и красота, имеют полное право быть выделенными, как абсолютные категории.

Учитывая такую интерпретацию строк 2-3 четверостишия, строки 7-8 обретают другое значение:

«Красота не подтушёвка, красивую истину наложить;

Но лучший — есть лучший, если не смешивать пока»? (101, 7-8).

Эти строки, можно посчитать, как некую оценку повествующего барда в том, что его Муза не считает нужным приукрашивать истину и красоту посредством банального украшательства. Где «лучший (цвет) — есть лучший», несомненно, имеющий «величавости черты». Что говорит о безупречном вкусе как в колористике, так и в литературе адресата сонета ввиду того, что строки обращены непосредственно к нему.

В третьем четверостишии бард отвергает это пренебрежение похвалой, которое он приписал волеизъявлению самой Музы, в ходе повествования выводы, что эта похвала, возможно увековечит прекрасного молодого человека:

«Чтоб поставить на него много, пережившего золочённую гробницу

И быть восхваляемым в веках ещё предстоит подчас» (101, 11-12).

Использование фразы «позолоченная гробница», в качестве подстрочника относится к двум разным концепциям, одна из которых — являлась в бессмысленном упадке при сооружении дорогих погребальных камер, а другая — в том неоспоримом факте, как заслуга перед обществом при наличии большого количества произведений в литературе и драматургии.

К примеру, Герберт Т. Уолкер (Herbert, T. Walter), написал: «…могила и для меня можно было бы написать, гробница в семнадцатом веке». Критик Герберт продолжил мысль: «Допустим, что внешние доказательства скорее разрешительные, чем убедительные, пусть Шекспиру покажется, что для меня и гробница звучала достаточно похоже для каламбура».

(Herbert, T. Walter 1949: «Shakespeare's Word Play on Tombe». The Johns Hopkins University Press. pp. 235—239. JSTOR).

Несмотря на это, Уильямом Эмпсоном (Empson, William) была предложена третья концепция, где он интерпретировал слово «tomb», «гробница» примерно так: «...могила — это формальная похвала, как было бы написано на надгробной плите, тогда как реальные достоинства человека тесно связаны с его недостатками».

Другими словами, повествующий бард говорит своей Музе, что «...у него есть ещё силы спасти свою репутацию, тогда его социальные враги смогут написать элегию или эпитафию для его популярности, или, возможно, что внутренняя истина, которая является источником его внешней красоты, переживет конец этой юношеской идеи красоты, или даже что Муза, воспевающая его похвалу, может побудить молодежь поддерживать свою родословную, даже если он сам может состариться и уйти из жизни».

Уильям Эмпсон (William Empson) предположил, что несколько неоднозначных прочтений, подобных этому, поскольку «...должны объединяться, чтобы придать линии её красоту, и есть некоторая двусмысленность в том, чтобы не знать, какое из них следует иметь в виду наиболее чётко. Очевидно, что это связано со всем таким богатством для усиления эффекта, где махинации двусмысленностью — является одними из основных корней самой поэзии».

(Empson, William 1966: Seven Types of Ambiguity. New York, pp. 137—139).

В завершающем двустишии повествующий бард в конце концов заявляет Музам, что он сам покажет Музе, как увековечить адресата последовательности «Прекрасная молодёжь». Что является значительным изменением по сравнению с предыдущими обращениями поэта о вдохновении в сонете 100, а даже возмущением поэта в начале сонета 101. Таким образом, бард нашел путь самореализации от пассивного вдохновения до провозглашенного себя в качестве лидера и инициатора своего собственного вдохновения, что свидетельствует об обретении автором уверенности. Которую повествующий бард не обязательно должен был сохранять на протяжении всего сонета.

02.11.2021 © Свами Ранинанда «Уильям Шекспир Сонеты 14, 101. William Shakespeare Sonnets 14, 101»

Уильям Шекспир Сонеты 2, 141, — лит. перевод Свами Ранинанда

Свами Ранинанда

***************

William Cecil (1520–1598), Lord Burghley by Nicholas Hilliard (1547–1619)

Poster 2021 © Swami Runinanda. «William Shakespeare Sonnets 2, 141»

William Shakespeare Sonnet 2 «When forty winters shall besiege thy brow»