Уильям Шекспир — слова символы, как язык иносказания

Впрочем, в «Хорея гигантум» автор применил классическую традицию аналитической логики для изложения своей теории в которой прямо указывал на то факт, что «no one hath so much as mentioned Stone-Heng, until a long time after the Danes had conquered England», «никто даже не упоминал Стоунхенджа с тех пор, пока датчане не завоевали Англию» и, обращаясь к более ранним, признанным в исторической науке авторитетам таким, как Джонс, Кэмден и Ворм (Jones, Camden and Worm), в противовес тому, чтобы использовать факты, собранные и обобщённые из его собственных наблюдений.

Содержание книги «Хорея гигантум», «Chorea gigantum», по-видимому, лучше всего стоит воспринимать, как нескрываемую лесть в адрес короля Карла II политическое или, откровенно говоря, восхваляющее произведение главной персоны в лице своего покровителя. Экземпляр фолианта, который Чарлтон подарил своему покровителю, был переплетён в красную сафьяновую кожу и украшен золотым тиснением с двойной короной и его инициалами, а также включал стихотворение «Моему почитаемому другу доктору Чарльстону», Эпистола Третья выдающегося поэта Джона Драйдена. Чарлтон был прекрасно осведомлён о том, что Стоунхендж имел особое значение для Карла II, который находясь «в бегах» спасался от боевых действий подальше от битвы при Вустере в 1651 году, Король Карл II примерно в тогда останавливался в Хил-хаусе в Уилтшире и провёл почти целый день в близрасположенном Стоунхендже. После восстановительного шестинедельное эпического бегства Карла к побережью через всю Англию, оно приобрело почти мистическое и символическое значение для короля и его многочисленной свиты в тот период. Карл II, несомненно, был рад тому, что эта поездка напомнила ему об захватывающих исторических событиях происходивших значительно раньше на таком сакральном месте, как Стоунхендж для упрочения королевской власти в Британии.

Уолтер Чарлтон, по всей вероятности намеревался передать королю Карлу II куда более утончённый намёк на знаковые судьбоносные события предыдущих поколений в качестве политического послание. где Стоунхендж будучи ритуальным местом, где датчане избирали своих королей, играл важнейшую роль в зарождении могущественной мировой державы. Таким образом, автор в «Хорея гигантум» пытался внести свой вклад уже начавшиеся злободневные дебаты о значимости сохранения власти короля.

03.03.2024 © Свами Ранинанда «Уильям Шекспир Сонеты 98, 95, 49. William Shakespeare Sonnets 98, 95, 49»

Э П И Л О Г

Некогда однажды, я мысленно задал себе вопрос: «В какой промежуток моей жизни началось моё первое знакомство с творчеством Уильяма Шекспира»?

И тогда, неожиданно обнаружил, что это произошло в мои четыре года от роду. После сказок Андерсена, в сознании маленького мальчика Шекспир вначале казался загадочным и непостижимым, его сложные и извилистые повороты сюжетов не укладывались в голове малыша. Хотя в переводах Маршака сонеты Шекспира, не оказались столь непонятны, как сами пьесы.

Совсем недалеко от места, где мы жили в Самарканде, буквально в «двух шагах» располагался русский драматический театр. К которому меня притягивала необычайно сильная и невидимая сила. Не потому, что мой папа имел закадычных друзей в составе труппы актёров и актрис. И каждое посещение с ним театра сопровождалось после премьерным застольем актёров основного состава труппы театра в буфете, согласно театральной традиции. Мой папа, входя в театр при встрече с друзьями актёрами, а особенно с молодыми актрисами представлял меня им, и при этом гордо говорил им: «А это, мой сын»! В большом помещении буфета внутри театра, прилегающего к гардеробной, были необычайно вкусные пирожные и шипучий лимонад «Дюшес», — а что ещё нужно четырёхлетнему мальчику? Но основное действо, происходило на театральной сцене, она меня зачаровывала и вызывала массу вопросов и эмоций.

Поскольку, мама, папа и я были приглашены с выдачей контрамарок на премьеру «Короля Лира» после мирового соглашения, связанного громкой семейной разборкой моей мамы в фойе театра со своей соперницей, молодой, но заслуженной актрисой. Свидетелем которой почему-то оказался весь коллектив театральной труппы, н конечно же вмешалась администрация. В итоги разборок и примирения затронутых сторон «любовного треугольника», как оказалось выиграл, только Уильям Шекспир.

Припоминаю, как после известного монолога Короля Лира на сцене: «Эта бравая ночь охладит пыл куртизанки, я произнесу пророчество прежде, чем я уйду: «Когда священники на словах больше, чем в деяньях...», я потихонечку, дотронувшись маленькой ладошкой до шифонового платья спросил у мамы, сидящей рядом: «А, что такое куртизанка»?