Читаем Уилт полностью

Уилт зарылся головой в подушки, чтоб не слышать этот бред. Ева, дрянь такая, опять за свое: несет черт те что маленьким мерзавкам, которые настолько изолгались сами, что за километр ложь чуют. Упоминание же про мисс О'Фсянки приведет к тому, что сегодня воспитательница, а вместе с ней два десятка спиногрызов услышат историю о том, как папа целую ночь купал свою писю в стаканчике для зубных щеток. Сплетня облетит всю округу, и люди придут к выводу, что Уилт – неравнодушный к стаканчикам фетишист.

Еву он ругал за глупость, себя за то, что нажрался как свинья. И тут о себе напомнило вчерашнее пиво. Он вылез из спального мешка. В прихожей Ева одевала близняшек. Уилт подождал, пока за ними захлопнется дверь, и через прихожую захромал вниз в туалет. Здесь он понял, как опростоволосился. Между ногами висел огромный и прочный рулон лейкопластыря.

– А, черт! – пробормотал Уилт. – Уж нажрался, так нажрался. И когда я успел себе такое накрутить?

Память отказывалась выдавать подробности. Он оседлал унитаз и задумался, как бы избавиться от пластыря без излишних страданий. Опыт подсказывал, лучше всего отлепить пластырь одним рывком. Однако в данной ситуации это было бы неумно.

– Нет, так можно оторвать все к чертовой матери, – вздохнул он. – Лучше поискать ножницы.

Уилт вышел из туалета и осторожно выглянул из-за перил на лестницу, чтобы не нарваться на Ирмгард, если та выйдет из своей мансарды. Хотя вряд ли, учитывая во сколько она пришла. Наверное, все еще в постели с каким-нибудь проходимцем.

Уилт поднялся наверх, в спальню. Ева обычно держала маникюрные ножницы в ящике туалетного столика. Там он их и нашел. Затем присел на кровать. Ева вернулась, поднялась наверх и, постояв в нерешительности на площадке, вошла в спальню.

– Так я и думала, – сказала она, направляясь к окну. – Я просто знала, стоит мне только ступить за порог, как ты тут же заявишься. Но теперь тебе не выкрутиться, не выйдет! Я все уже обдумала…

– Чем? – невинно поинтересовался Уилт.

– Посмейся, посмейся, – сказала Ева и открыла занавески.

Комнату залил яркий солнечный свет.

– А я не смеюсь, – возразил Уилт, – я серьезно спрашиваю. Непонятно, чем ты думаешь, раз решила, что я охотник за задницами…

– Да как ты разговариваешь!

– Я-то разговариваю! А ты сюсюкаешь, блеешь и мычишь!

Но Ева не слушала, ее взгляд упал на ножницы.

– Правильно, отрежь эту гадость! – воскликнула она и тут же разрыдалась. – Как подумаю, что ты…

– Заткнись! – взбесился Уилт. – Я с минуты на минуту лопну, а тут еще ты воешь, как пожарная сирена! Если б вчера у тебя работала голова, а не похабное воображение, я бы не сидел здесь как последний идиот!

– Почему?

– Вот почему-у-у!.. – размахивал Уилт своим многострадальным членом.

Ева с интересом осмотрела его.

– Зачем ты столько накрутил?

– Чтоб кровь остановить, черт побери! Сколько раз тебе говорить, я поцарапался об розы! Теперь никак не могу содрать этот проклятый пластырь. А под ним, между прочим, бушуют почти пять литров пива.

– Так, значит, это был обычный розовый куст?

– А что же еще?! Я тебе битый час говорю правду, только правду и ничего кроме нее, а ты все не веришь. Я расстегнул штаны, меня повело, и я накололся о розовый куст, будь он неладен! Вот и все.

– И теперь ты хочешь отклеить пластырь? Да?

– Наконец дошло. «Хочу» – не то слово. Это просто необходимо, а то взорвусь.

– Да ведь это проще простого. Берем пластырь и-и-и-и…

<p>7</p>

Через полчаса бледный от боли Уилт добрался до травмопункта ипфордской больницы и проковылял через вестибюль к регистратуре. Регистраторша встретила его холодным бесстрастным взглядом.

– Мне бы к доктору… – робко начал Уилт.

– У вас что-то сломано? – поинтересовалась дама.

– Вроде того, – ответил Уилт, холодея от ужаса: за их беседой следила добрая дюжина других пациентов, с более очевидными, но менее интересными повреждениями.

– Вроде чего «того»?

Тут Уилт состроил ей мину, означавшую, что с ним произошел некий конфуз. Однако регистраторша оказалась на редкость недогадливой.

– Если у вас не перелом, не ранение и не отравление, требующие немедленного вмешательства, обращайтесь к своему лечащему врачу.

Уилт подумал и выбрал «ранение».

– Я ранен.

– Куда? – спросила дама и приготовилась заполнять карточку больного.

– Ну как бы это сказать… – Уилт откашлялся, затем оглянулся.

Добрая половина пациентов пришла в сопровождении жен или матерей.

– Я спрашиваю, куда? – уже громче повторила регистраторша.

– Я же отвечаю, – прошептал Уилт, – дело в том, что…

– Я не могу возиться с вами весь день, понимаете?

– Да, да, конечно, – залепетал он, – так получилось… можно я лучше доктору скажу… понимаете…

Дама ничего не желала понимать. Либо садистка, либо дебильная, подумал Уилт.

– Я обязана заполнить карточку, и если вы не скажете… – она замолчала и подозрительно глянула на Уилта. – То у вас перелом, то вы ранены. Сами разберитесь в конце концов, у меня и так работы выше крыши.

– Я, между прочим, тоже не дурака валяю, – обиделся Уилт, – и если мне немедленно не окажут помощь, может случиться непоправимое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Презумпция виновности
Презумпция виновности

Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Кряжин расследует чрезвычайное преступление. На первый взгляд ничего особенного – в городе Холмске убит профессор Головацкий. Но «важняк» хорошо знает, в чем причина гибели ученого, – изобретению Головацкого без преувеличения нет цены. Точнее, все-таки есть, но заоблачная, почти нереальная – сто миллионов долларов! Мимо такого куша не сможет пройти ни один охотник… Однако задача «важняка» не только в поиске убийц. Об истинной цели командировки Кряжина не догадывается никто из его команды, как местной, так и присланной из Москвы…

Андрей Георгиевич Дашков , Виталий Тролефф , Вячеслав Юрьевич Денисов , Лариса Григорьевна Матрос

Боевик / Детективы / Иронический детектив, дамский детективный роман / Современная русская и зарубежная проза / Ужасы / Боевики
Роза
Роза

«Иногда я спрашиваю у себя, почему для письма мне нужна фигура извне: мать, отец, Светлана. Почему я не могу написать о себе? Потому что я – это основа отражающей поверхности зеркала. Металлическое напыление. Можно долго всматриваться в изнаночную сторону зеркала и ничего не увидеть, кроме мелкой поблескивающей пыли. Я отражаю реальность». Автофикшн-трилогию, начатую книгами «Рана» и «Степь», Оксана Васякина завершает романом, в котором пытается разгадать тайну короткой, почти невесомой жизни своей тети Светланы. Из небольших фрагментов памяти складывается сложный образ, в котором тяжелые отношения с матерью, бытовая неустроенность и равнодушие к собственной судьбе соседствуют с почти детской уязвимостью и чистотой. Но чем дальше героиня погружается в рассказ о Светлане, тем сильнее она осознает неразрывную связь с ней и тем больше узнает о себе и природе своего письма. Оксана Васякина – писательница, лауреатка премий «Лицей» (2019) и «НОС» (2021).

Оксана Васякина

Современная русская и зарубежная проза