Уилт

– Ваша газета такого, не напечатает, – пробормотал он. – Я имею в виду, Уилт и на вас может подать в суд.

– Ну, нам-то не привыкать к этому. У нас это сплошь и рядом. Мы заплатим, для нас это копейки. Вот если бы вы захотели нам помочь… – Он замолчал, давая Моррису возможность переварить услышанное.

– Что вы хотите знать? – спросил мистер Моррис с несчастным видом.

– Может, какие-нибудь смачные истории с наркотиками? – оживился Макартур. – Ну, сами знаете. ЛЮБОВНЫЕ ОРГИИ ВО ВРЕМЯ ЛЕКЦИЙ. Такое нравится читателям. Еще насчет онанизма и тому подобное. Дайте нам хорошенькую историю, и мы отпустим вас с крючка в деле с Уилтом.

– Вон из моего кабинета! – завопил мистер Моррис.

Макартур встал.

– Вы еще об этом пожалеете, – сказал он и направился вниз в студенческую столовую в надежде собрать грязь о мистере Моррисе.

– Никаких тестов, – сказал Уилт возмущенно. – Они врут.

– Вы полагаете? – спросил доктор Питтмэн, психиатр-консультант из Фенлэндской больницы и профессор криминальной психологии университета. Голова у него была какая-то яйцевидная.

– Полагаю, это очевидно, – сказал Уилт. – Вы показываете мне чернильное пятно, и я нахожу, что оно похоже на мою бабушку, лежащую в луже крови. Вы что, считаете, я" так вам и скажу? Что я, идиот? Для этого надо быть полным придурком. Нет, я скажу, что оно напоминает мне бабочку, сидящую на герани. И каждый раз будет то же самое. Я буду думать, на что это похоже, но говорить я буду прямо противоположное. И что это вам даст?

– Можно и из этого сделать кое-какие выводы, – заметил доктор Питтмэн.

– Вам что, для выводов обязательно чернильное пятно? – спросил Уилт. – Доктор Питтмэн сделал пометку относительно интереса Уилта к крови. – Вы можете сделать выводы, просто исходя из формы головы человека.

Доктор Питтмэн с мрачным видом протер очки. Он не любил, когда делали выводы, исходя из формы головы.

– Мистер Уилт, – сказал он, – я здесь по вашей просьбе, чтобы подтвердить, что вы нормальны, а самое главное – решить, способны ли вы, по моему мнению, убить свою жену и поступить с ее телом так отвратительно и бессердечно. Я не хочу чтобы ваши слова как-то повлияли на мой окончательный и объективный вывод.

Уилт озадаченно посмотрел на него:

– Должен заметить, вы не слишком много оставляете себе места для маневра. Поскольку мы с вами отказались от всяких тестов, я полагал, что единственное, на чем вы можете основывать свои выводы, это мои слова. Вряд ли вы способны определить что-то по шишкам на моей голове. По-моему, этот метод слегка устарел, не так ли?

– Мистер Уилт, – сказал доктор Питтмэн, – тот факт, что у вас есть садистские наклонности и вы получаете удовольствие от привлечения внимания к физическим недостаткам других людей, ни в коей мере не заставит меня признать, что вы способны на убийство…

– Очень порядочно с вашей стороны, – сказал Уилт, – хотя. честно говоря, я считаю, что на убийство способен любой при подходящих, вернее, неподходящих, обстоятельствах.

Доктор Питтмэн едва удержался, чтобы не подтвердить его правоту. Вместо этого он улыбнулся одними губами.

– Генри, как вы думаете, вы рациональный человек? – спросил он.

Уилт нахмурился:

– Если не возражаете, я предпочел бы обращение «мистер Уилт». Хоть я и не плачу вам за эту консультацию, но все же предпочитаю официальное обращение.

Улыбка исчезла с лица мистера Питтмэна:

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Нет, я бы не назвал себя рациональным человеком, – сказал Уилт.

– Тогда, может быть, иррациональным?

– Ни то ни другое. Просто человеком.

– Разве человек ни то ни другое?

– Мистер Питтмэн, хоть это ваша специальность, а не моя, но я полагаю, что человек способен рационально рассуждать, однако действует он не всегда в рациональных рамках. Человек – это животное, разумеется, развитое животное, хотя, если вспомнить Дарвина, все животные развиты до определенной степени. Давайте скажем так: человек – это одомашненное животное, временами склонное к насилию…

– А какое животное вы, мистер Уилт? – спросил доктор Питтмэн. – Одомашненное или склонное к насилию?

– Опять все сначала. Современный человек просто одержим этими примитивными противопоставлениями. Или-или, по Кьеркегору13, как сказала бы эта сучка Салли Прингшейм. Нет, не скажу, что я полностью одомашнен. Спросите мою жену. Она лучше знает.

– В каком смысле вы не одомашнены?

– Доктор Питтмэн, я люблю пердеть в постели. Мне это нравится. Этим трубным звуком антропоид. сидящий во мне, единственно доступным ему способом утверждает свое право на территорию.

– Единственно доступным способом?

– Вы не видели Еву, – сказал Уилт. – Когда вы с ней познакомитесь, вы поймете, что утверждать что-то – ее прерогатива, не моя.

– Вам кажется, что миссис Уилт вас подавляет?

– Мне не кажется, это на самом деле так.

– Она помыкает вами? Она взяла на себя господствующую роль в семье?

– Ева такая, какая она есть. Она ничего не взяла. Она просто такая.

– Какая?

– Вот здесь и закавыка. – сказал Уилт. – Что у нас сегодня? У меня здесь все дни перепутались.

– Четверг.