Уймись, конопатая!

Плащ с вешалки прочь, туфли с собой, зонтик – чтобы никаких следов реального пребывания.

Все, ты на работе… Тебя нет! Слышите, молодежь? Не-е-ет!!!

Черт с ней, с пульсацией в обоих висках. Не до этого.

Все в ней сопротивлялось: негоже главврачу прятаться в кладовке! Не по чину! Стыдоба! Низость! Однако желание раз и навсегда расставить точки над i пересилило. Это будут точки невозврата!

Итак, конопатая, последние штрихи, не забыть бы ничего: постель застелила, подушку аккуратно пристроила, покрывало… Кофе ты пьешь на работе, так что холодный чайник на кухне его не насторожит.

Плащ на плечиках, туфли, косынка, ключи на тумбочке, мобильник – все перекочевало вместе с ней в кладовку. Как будто она действительно ушла на работу, ее нет!

Занимайтесь любовью, птенчики!

И откуда в ней взялась спросонья такая рассудительность, предусмотрительность, расчетливость?! Как будто собиралась не любовника с бабой застукать, а строила игрушечный город в песочнице.

Ну, Казанова недоделанный! Вот, значит, зачем ему ключи от ее квартиры понадобились! Баб сюда водить! Неслыханно!

Насчет ключей… Она, конечно, сама предложила, дескать, раз уж мы фактически вместе… А он, слегка растерявшись, с подтекстом – если ты настаиваешь, то так и быть – как небольшое одолжение, сунул связку в карман. Ее слегка кольнуло это – надеялась, что откажется, но не подала виду. Неловкости как не бывало.

И вот во что это выливается! В одну гигантскую, чудовищную неловкость. Океан неловкости! Кто бы мог подумать!

Вика едва успела притворить дверь кладовки, как в замочной скважине повернулся ключ. Потом – шорохи, возня, знакомый сдавленный шепот:

– Я же говорил, она на работе… Напрасно паниковала. Изучил ее распорядок досконально. Вика – железная леди, как Маргарет Тэтчер…

– А кто это? – неимоверным усилием подавляя в себе желание чихнуть, Вика разобрала писклявый тонюсенький голосочек. – Маргарет Тэ… чер?

– Ты не знаешь, была такая женщина в Англии… А в больнице сейчас – о-го-го… линейка, обходы – дел невпроворот.

– Всякое бывает, – отвечал девичий полуписк-полушепот. – Работа работой, а, например, забыла мобильник, без него как без рук – возьмет и вернется.

– Ты ее не знаешь. Это для тебя, для меня мобила – неотъемлемый гаджет, а она человек старого воспитания. Без мобильника может вполне обойтись.

– Как это? Без мобильника?!

Вику кольнуло, что Стас как бы провел черту, оставив ее в одиночестве по эту сторону. А он с пискушей, выходит, по ту…

– Как, как… сделает пару звонков с рабочего телефона, и все… А так даже лучше – не отвлекает от работы, она же трудоголик. Если не напоминать – может в больнице пропадать сутками.

«Тут он прав, конопатая», – прострелило от одного виска к другому.

Она винила себя, ругала последними словами, дескать, глупо так отдаваться работе. Есть еще личная жизнь, тем более – сейчас, после свадьбы сына и развода – можно пожить в свое удовольствие, заняться собой, но… Наступал новый день, и иные аргументы вертелись в голове. И ценности другие всплывали. Все менялось, растворяясь в суете, в писанине, в рутине…

Наблюдая за раздевающимися в щелку, она вдруг подумала, что девчонке, пожалуй, и двадцати еще нет, она ничуть не старше Оксаны – ее невестки…

Вдруг движения в прихожей затихли на какое-то время.

Любовники целовались взасос, не замечая ничего вокруг. Задрав девице юбку, Стас стягивал с нее колготки, та бесцеремонно расстегивала его ремень.

Потом оба прерывисто задышали, замычали, захрюкали… Как будто до этого были в противогазах, а теперь сняли.

Вике с обидой подумалось, что ее он ни разу так… страстно, в прихожей… У них все по-другому, чинно, при свечах, с прелюдией. Каждое движение, каждое слово – выверено, отточено. Она представила, что Стас скажет в свое оправдание, материализуйся она сейчас перед ними: у них с Викой Любовь, а здесь… похоть, гормоны, и так далее. Он будет оправдываться из последних сил, вертеться как уж на сковороде. Но… пока до этого не дошло.

Кстати, возможность не разрушать, сохранить иллюзию пока оставалась.

Точка невозврата не пройдена. Вика представила, как пройдет на цыпочках мимо спальни в прихожую, осторожно откроет дверь и…

Она не будет спешить, даст им полностью раскрыться, пусть освободят чакры… А то застоялись в длительном ожидании, каналы закупорились… В конце концов, она врач, и должна приносить людям облегчение, разрядку какую-то.

Когда Стас пронес свою полуголую пискушу в спальню, Вика вздохнула. Можно было немного расслабиться: теперь им ее не услышать, даже если она выйдет из кладовки. Им не до этого, они на середине пути.