Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления

Если мы изменим текст и вместо «характер английской буржуазии» скажем «характер американской буржуазии складывался веками… но китаец выколотит его все равно», это не будет выглядеть осмысленным. И на то есть причины. Глобальная гегемония – это не та стратегия, которой следует Китай. Его цели все это время были в основном оборонительными, даже несмотря на провокацию США в сентябре 2021 г., когда они отменили сделку по покупке Австралией французских ядерных субмарин, заменили их своими подводными лодками и вовлекли австралийскую военно-политическую элиту в новый пакт безопасности, направленный против Китая. Также готовится совместная операция США и ЕС, в которой в качестве дров для разжигания внутренней нестабильности собираются использовать уйгуров. По некоторым сообщениям, в Турции находятся несколько тысяч уйгуров, которые получают боевую подготовку и готовятся к возвращению домой. Происходит нечто большее, чем просто потрясание ракетами.

К чему мы придем к концу века? К чему придет Китай? Будет ли западная демократия процветать? За последние несколько десятилетий стало ясно одно: ничего не происходит, если люди не хотят, чтобы это происходило. А если люди хотят этого, они начинают шевелиться. Можно было бы думать, что европейцы извлекли некоторые уроки из кризиса 2007–2008 гг. и последовавшей за ним рецессии и предприняли некоторые шаги. Но они этого не сделали. Они просто заклеили раны лейкопластырем в надежде, что это остановит кровотечение. Так где же нам искать решение? Один из ярких умов современности – немецкий социолог Вольфганг Штреек, который говорит о том, что нам крайне необходима структура, альтернативная Европейскому союзу, и что она неизбежно потребует большей демократии на всех уровнях: на уровне провинций и городов, а также на национальном и европейском уровне. Нужны согласованные усилия по поиску альтернативы неолиберальной системе.

Многие в Восточной Европе испытывают ностальгию по обществу, существовавшему до падения Советского Союза. Коммунистические режимы, управлявшие странами советского блока после прихода к власти Хрущёва, можно обозначить термином «социальные диктатуры» – внутренне слабые режимы с авторитарной политической структурой, в то же время обладавшие экономической структурой, которая предлагала людям поношенную версию шведской или британской социал-демократии. Согласно результатам проведенного в январе 2018 г. опроса, 82 процента респондентов в бывшей Восточной Германии считают, что жизнь до воссоединения была лучше. Когда их просили указать причины, они отвечали, что было больше чувства общности, было больше удобств, деньги не были самым главным, культурная жизнь была богаче и с ними не обращались будто с гражданами второго сорта, как это происходит сейчас.

Отношение западных немцев к немцам с востока быстро превратилось в серьезную проблему – настолько серьезную, что на втором году после воссоединения Гельмут Шмидт, бывший канцлер Германии и не такой уж большой радикал, на конференции Социал-демократической партии заявил, что с восточными немцами обращаются совершенно неправильно. Он сказал, что восточногерманскую культуру больше нельзя игнорировать и что, если бы ему нужно было выбрать трех величайших немецких писателей, он выбрал бы Гёте, Гейне и Брехта. Собравшиеся замерли, когда он упомянул Брехта. Предубеждение против востока глубоко укоренено. Причина, по которой немцы испытали такой шок от откровений Эдварда Сноудена, заключается в том, что им внезапно стало ясно, что они живут под постоянным наблюдением, – и это после того, как в ходе одной из больших идеологических кампаний в Западной Германии разоблачались действия восточногерманской службы госбезопасности Штази, которая, как говорили, шпионила в то время за каждым. Так-то оно так, но у Штази не было технических возможностей, чтобы следить за всеми всегда и повсюду. По масштабу скрытого наблюдения Соединенные Штаты далеко обошли бывшего врага Западной Германии.

Многие жители бывшей Восточной Германии не только отдают предпочтение старой политической системе. Они также занимают верхнюю строчку в рейтингах атеистов: 52,1 процента из них не верят в Бога, Чехия с показателем 39,9 процента на втором месте, светская Франция – еще ниже с 23,3 процента (светскость во Франции на самом деле может обозначать все, что не имеет отношения к исламу). Если взглянуть с другого конца, то страна с самым большим процентом верующих – это Филиппины (83,6 процента). Следом идут Чили (79,4 процента), Израиль (65,5 процента), Польша (62 процента) и США (60,6 процента). По сравнению с ними Ирландия с ее показателем 43,2 процента – просто бастион умеренности. Если бы организаторы опроса приехали в страны исламского мира и задали те же вопросы, они бы очень удивились ответам, полученным, например, в Турции или даже в Индонезии. Религиозность не ограничена какой-то одной частью земного шара.