Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Выступление Черчилля в парламенте от 5 октября пережило десятилетия, но на момент произнесения не смогло принести автору популярности. Брат известного писателя Фредерик Герберт Моэм (1866–1958), занимавший в период с марта 1938-го по сентябрь 1939 года пост лорд-канцлера, назвал политика «агитатором, которого следует расстрелять или повесить». Журналисты The Times заявили, что с «пророчествами» Черчилля даже «Иеремия будет восприниматься как оптимист», а в Daily Express эту речь охарактеризовали, как «паникерское воззвание человека, разум которого насквозь пропитался кампаниями Мальборо». «Чувство недовольства Черчиллем в партии в этот момент было огромным», — резюмирует Роберт Родс Джеймс[2229]. Черчилль подвергся травле не только в Вестминстере, но и в родном избирательном округе Эппинг. Против него выступили «партийная машина» консерваторов и те, кто только недавно числился в рядах «рьяных сторонников». Ситуация обострилась настолько, что Черчилль даже был вынужден предложить сложение с себя парламентского мандата и участие в дополнительных выборах. К счастью для него, до этого не дошло. Но на состоявшемся вотуме доверия он одержал победу в соотношении всего три к двум. Это был «мрачный час» и «угрюмая зима», признавался он впоследствии[2230].

После Мюнхена резко охладели и без того не отличавшиеся теплотой отношения Черчилля с премьер-министром. И было от чего. Последовавшее за сделкой в столице Баварии нарушение Гитлером взятых на себя обязательств и полное подчинение Чехословакии ознаменовали собой провал политики Чемберлена и бесперспективность следования дальнейшему курсу умиротворения. Признание ошибок всегда дается тяжело. Особенно когда совершивший их человек возглавляет правительство и является автором, выразителем и главным исполнителем внешнеполитической доктрины. В большинстве случаев такого признания или даже простого осознания не происходит вовсе. Чемберлен отказывался признать свое поражение, негодуя от собственного бессилия и перекладывая основной груз неправоты на потомка Мальборо. По его мнению, все выступления и заявления Черчилля «в девяноста процентах случаев демонстрируют его умение обманывать себя, когда он этого хочет», и его полнейшую неспособность принять отличную от него точку зрения[2231].

На самом деле упорствовать продолжал Чемберлен. Он планировал установить «превосходные отношения» с Франко, помочь скреплению отношений между Францией и Италией, а также начать разоружение[2232]. И это в то время, когда в кулуарах стали все громче звучать недовольства работой правительства в решении важнейшей задачи повышения обороноспособности страны. Виноваты в этом были многие, но основную ответственность возлагали на Инскипа. «Инскип определенно должен оставить свой пост», — записал в дневнике дипломат Оливер Харви (1893–1968). По его мнению, на эту должность необходимо назначить Черчилля. Но тот же Харви признавал, что «премьер скорее умрет», чем пойдет на такой шаг[2233].

Черчилль также не питал особых надежд. За несколько дней до парламентских дебатов относительно подписанного в Мюнхене соглашения он принимал у себя в Чартвелле двадцатишестилетнего продюсера Би-би-си Гая Фрэнсиса де Монси Бёрджесса (1912–1963). Да, да, это был именно тот Гай Бёрджесс, в будущем сотрудник MI-5 и Форин-офиса, который вместе с Кимом Филби (1912–1988), Дональдом Маклином (1913–1983) и Энтони Блантом (1907–1983) станет членом знаменитой «Кембриджской пятерки», успешного детища советской разведки^{112}*[2234].

В тот день в Чартвелле беседа была посвящена не секретам Соединенного Королевства, а мрачным размышлениям хозяина поместья. Он поделился, что к нему «за советом и помощью» обратился президент Чехословакии Эдвард Бенеш. «Но какой ответ я могу ему дать? — сокрушался Черчилль. — Я пожилой человек без власти и без партии. Что я могу ему посоветовать и какую помощь оказать?» Бёрджесс назвал красноречие политика. «Мое красноречие! Ах, да… герр Бенеш может на него рассчитывать в полном объеме. Но что еще я могу ему предложить, мистер Бёрджесс?» Собеседник не знал, что ответить. Возникла пауза, которую прервал сам политик. «Вы молчите, мистер Бёрджесс. И правильно делаете. Что еще я могу предложить герру Бенешу? Только одно: моего сына Рандольфа, который уже проходит подготовку, чтобы стать офицером»[2235].

Беседа Черчилля с Бёрджессом продлилась несколько часов. Молодой человек был удивлен, что за все это время не раздалось ни одного телефонного звонка. Мир, казалось, забыл о Черчилле. И в общем-то понятно почему. Прошло почти два года после отречения Эдуарда VIII. Европа сотрясалась под ударами тевтонского молота, прочертившего новые границы. Черчилль выступил против сдающего позиции правительства — и вновь проиграл. Который уже раз за последние девять лет! Поражения всегда опасны. Особенно в политике. Особенно когда они следуют одно за другим. Особенно когда уходит время.