Уинстон Черчилль. Темные времена

Подобные случаи открытого проявления недовольства взглядами Черчилля были не единичны. На протяжении почти трех десятилетий карьеры государственного деятеля потомок известного рода многими воспринимался как потенциальный премьер-министр. В нем видели человека пусть и сложного нрава, непредсказуемых поступков, но обладающего большим потенциалом. Но в 1930-е годы мнение о нем постепенно стало меняться. Сначала непопулярная позиция по индийскому вопросу, затем – не пользующиеся поддержкой предостережения в отношении Германии и призывы к активному перевооружению.

Когда Черчилль назвал 1930-е годы «пустынными»⁶⁶, он имел в виду не только отсутствие должностей и реальных задач, в которых он мог бы проявить свои таланты, но и резко сокращающееся число сторонников. С каждым новым выступлением он оказывался в большей изоляции. На публике он храбрился. «Я счастлив быть независимым, так как в свое время занимал все государственные посты, о которых только можно мечтать», – писал он в одной из своих статей в Sunday Dispatch в июне 1934 года⁶⁷. Но в глубине души он, конечно, не мог не понимать, чем грозит ему подобный карантин. Трудно стать лидером для тех, кто расходится с тобой во взглядах, считая тебя устаревшим нагнетателем событий. Чем меньше коллег поддерживали его политику, тем призрачней становились шансы занять Даунинг-стрит.

Почему же Черчилль решил идти выбранным курсом, предпочтя роль изгоя? Сам он объяснит свой выбор патриотизмом, принесением в жертву своего личного будущего ради процветания страны. Не станем оспаривать эти утверждения, поскольку названные причины действительно имели место. Но не только они. Черчилль был прагматиком. Он не просто так заявлял о том, что «счастлив быть независимым». Прекрасно разбирающийся в хитросплетениях политического устройства и в способах концентрации власти, он отчетливо понимал, что в сложившихся условиях для него нет иного пути.

Конечно, теоретически он мог совершить разворот на сто восемьдесят градусов, свернуть критику и поддержать разоружение. Но только теоретически. Даже если Черчилль и возглавил бы после этого какое-нибудь министерство, то цена за это назначение оказалась бы столь высока, что полностью уничтожила бы его репутацию, выбив почву из-под ног и лишив фактически всех рычагов влияния. Вряд ли кто-нибудь после такого сальто-мортале относился бы к нему серьезно, прекрасно отдавая себе отчет, что такой человек готов на все ради должности. И было бы слабым утешением, что таких готовых предать себя в политике много. Да, их много, но только путь на самый верх им заказан, как и место в истории для них отведено не самое почетное.

Независимость потому и ценится так высоко, что достичь и удерживать ее довольно сложно. Нужно всегда быть готовым к борьбе и к тому, что на тебя постоянно будут нападать. Черчилль привык держать удар еще в молодые годы. Но даже он не мог себе представить, что его будет ждать, когда «пустыня» начнет атаковать: когда ведущие издания начнут публиковать критические отзывы в его адрес; когда лучшие карикатуристы направят против него свой дар иронии; когда студенты будут срывать его выступления, не давая возможности изложить свою точку зрения; когда его подвергнут осуждению в парламенте; когда на книжных прилавках появятся биографии, переполненные яда несправедливых обвинений.

Самое обидное случилось, когда от Черчилля отвернулись даже те, кого он считал своими друзьями. Они искренне полагали, что он ошибается в отношении Германии, так же как ошибся в отношении Индии. Болезненный укол Черчилль получил, когда прочитал высказывание издателя лорда Бивербрука (1879–1964), заявившего, что его друг «совершенно ненадежен в умственном отношении». Газетный магнат предсказывал, что после канцлерства Гитлера «Уинстон Черчилль покинет парламент – это самое лучшее, что он может сделать»⁶⁸.

Трудно сказать, насколько Бивербрук на самом деле верил в свои прогнозы. Слишком близок он был к Черчиллю, чтобы так явно скидывать его со счетов, и слишком крепкие отношения у них сохранятся в дальнейшем, чтобы можно было разводить их по разным углам ринга. Но были и те, кто вполне серьезно придерживался точки зрения, что Черчиллю больше нет места в политике. Его век прошел. Его достижения остались в прошлом. Его взгляды устарели.