Уиронда. Другая темнота (сборник)

– Мы все это придумали. Я же говорил! – в кабине лифта было холодно, как в Сибири, и зубы отбивали дробь не хуже кастаньет. На улице повалил снег, начиналась настоящая метель, лавиной несущаяся с французских Альп.

– Ну, давай еще раз попробуем! – предложил Ренцо. – Я уверен, сейчас у нас получится. Мне кажется, надо остановить лифт на несколько сантиметров выше и подождать подольше на пару секунд. Засекай, Вито! – скомандовал он. Через плечо у него была перекинута сумка, набитая петардами и всякой всячиной, в руке – фонарик, а на голове – меховой капюшон, который делал Ренцо похожим на суетливого эскимоса.

– Хорошо. Последний раз. И пойдем домой. Мы уже полчаса здесь сидим, скоро кто-нибудь придет и скажет нам пару ласковых…

Лифт остановился на полпути, лестничная площадка через стекло казалась именно такой, какой должна быть, и медная табличка подтверждала это:

3 этаж

Я разблокировал кабину и тут же нажал на кнопку первого этажа. Когда мы спустились, и лифт остановился, в рюкзаке забрякали два ножика, которые я стащил с кухни.

– Ты готов? – спросил Ренцо. – Предупреди, когда будет 17 секунд…

Я потыкал на кнопки часов. На дисплее зажглись цифры 00:00:00.

– Готов. На три. Раз, два, три!

Ренцо нажал кнопку пятого этажа, и мы начали подниматься. Не моргая, я смотрел на циферблат, а когда появилась надпись 00:00:17, закричал:

– Давай!

Ренцо опустил указательный палец на ALT, раздался визг металла, и лифт застыл.

– Твою ж!.. – с восторгом воскликнул Ренцо.

Теперь у нас получилось – я это понял еще до того, как мы увидели трухлявую деревянную табличку с надписью:

3,5 этаж

Волосы на головах встали дыбом. Может, так казалось, потому что свет просачивался через окно на лестнице особенным образом, а может, наэлектризованная атмосфера делала свое дело. Гробовая тишина подсказывала, что мы снова пересекли границу.

Ренцо открыл решетки лифта, высунулся на площадку, огляделся, а потом вернулся в кабину, стараясь не шуметь.

– Вот, – прошептал он. – У нас получилось, Вито!

Он светился от удовольствия. Поцеловал меня в щеку, а я в знак согласия поднял большой палец вверх.

– Пойдем? – включая фонарик, спросил Ренцо.

– Пойдем, черт побери! Подсади меня!

Второе путешествие на третий с половиной этаж прошло успешно, несмотря на страх. Мы начинали понимать, как устроен этот мир, и привыкать к нему. Здесь все было похожим на нашу реальность, но немного другим. Этот мир напоминал тревожный сон, еще не превратившийся в истинный кошмар.

Двигаясь бесшумно, как крысы, мы спустились вниз, освещая фонариком темный густой туман, окутывавший первый и второй этажи. Туман напоминал копоть, и откуда он взялся, мы не могли понять.

Из подвалов поднимался сладковатый запах протухшего мяса, и мне вспомнились рассказы о страдающей от депрессии женщине, которая повесилась. Интересно, она все еще покачивается там, в темноте? Лицо сизое, опухшее, а язык, как мерзкое насекомое, свисает изо рта… Если мы будем спускаться дальше и заглянем в вентиляционное отверстие в железной двери подвала, мы ее увидим? Увидим этот маятник из плоти и костей, в который превратился человек, доведенный до отчаяния безумием, одиночеством, равнодушием? Дорого бы я дал за то, чтобы такие вопросы не рождались у меня в голове.

Мы пошли по боковому коридору и увидели, что странный мир не ограничивается лестницей D. Эта нереальная реальность охватывает весь дом.

На улице шел снег. Но на изуродованную, безжизненную землю падали не белые, а черные хлопья, похожие на клецки, на штрихи угольным карандашом, резко выделявшиеся на мертвенной серости неба.

– Часы опять встали? – дрожащим голосом спросил Ренцо.

Да, именно так: время (по крайней мере, то, что показывали мои часы) в реальности третьего с половиной этажа замирало. Но стоило нам вернуться на первый этаж лестницы D в нашем мире, часы снова начинали работать как ни в чем не бывало, показывая правильное время с учетом тех минут, что мы провели в иной реальности.

Здесь все внушало ужас – завораживающий, пленительный, многогранный, будто ты оказался в музее странностей и чудес, в какой-нибудь кунсткамере. Каждое новое, чудовищное открытие вызывало отвращение и одновременно увлекало за собой, приглашая разглядывать дальше эту отвратительную карусель кошмаров.

Мы шли по коридорам молча, крепко сжимая ножи в руках, но в отличие от страшилища Фолкини, которого видели во время первого путешествия (если не считать пауков, по-прежнему бродивших по разрушенному двору, и валявшихся там странных белых предметов, похожих на кости), остальные фигуры двигались как будто в замедленной съемке, где-то далеко, – словно размытые черные пятна, наложенные на изображение знакомого нам дома.

Развешанное на балконах белье казалось шкурами животных или человеческой кожей, дыры в изношенной одежде походили на чьи-то глаза и рты. Когда я это увидел, то встал как вкопанный, и Ренцо пришлось схватить меня за капюшон и потащить вперед, чтобы заставить идти дальше.