Уиронда. Другая темнота (сборник)

В главном коридоре, услышав звук, напоминающий бульканье выжимаемого из апельсинов сока, мы спрятались за колонной и увидели сплетницу Ди Фебо, шагающую по обшарпанной плитке. Точнее, карикатуру на нее, облаченную в безразмерное платье в цветочек, жалкое скопление колыхавшегося жира и дряблой кожи. Вместо головы из воротника торчал пучок человеческих языков разного размера. На среднем, толстом и мозолистом, по бокам виднелись поросячьи ледяные глазки. Каждый язык резким злобным шепотом рассказывал один из секретов дома или слух, и эти звуки сливались в единый хор, в бесконечную песню, где у каждого была своя мелодия на своем диалекте.

– МарциазиспитсинженеромБруно-синьора Карлеттибросаетобъедкинабалконсоседейснизу-Баудукконеплатитзаквартиру-сынПингогомикгомик гомиииик…

Она проплыла мимо, не обращая на нас внимания, покачиваясь на жирных ногах и оставляя за собой вонючую полоску клейкой слюны. В сумках с продуктами, которые она держала в толстых руках, извивались какие-то твари; разглядывать их у меня не было никакого желания.

Как только она ушла, мы побежали к лифту, соблюдая правило «по одной части за раз», и вернулись в нашу реальность, пытаясь стряхнуть окутавший нас гипнотический ужас. Мы дрожали, но не только от страха. Это был трепет открытия.

Мне бы очень хотелось сказать вам, что чудовищные вещи, которые мы там увидели, убедили нас никогда туда не возвращаться. Но тогда вообще не стоило писать этот рассказ или он был бы намного короче.

Мы возвращались.

Магия темноты оказалась сильнее порождаемых ею кошмаров и страхов, и зов этой другой «Авроры» манил нас куда больше, чем монотонная мелодия повседневности.

Да, мы возвращались.

Снова и снова, все чаще. Раз в неделю, два, три, продолжая соблюдать крайнюю осторожность.

Я очень похудел, мало ел, плохо спал и стал отвратительно учиться, хотя до этого получал четыре-три. Ренцо постигла та же участь, но его энтузиазм и страсть к исследованиям не угасали и были куда сильнее, чем у автора этих строк.

– Завтра нужно сходить на лестницу F! Давай заглянем на чердак!

Ренцо не мог ни дня прожить, чтобы не предложить новую вылазку. Я по-прежнему боготворил своего друга, но начал беспокоиться, часто видя его уставившимся в одну точку или слыша странные, бессмысленные фразы, например: «Когда-нибудь мы сможем переехать туда жить, туда, на другую сторону. Где время остановилось. Там мы всегда будем молодыми, да?»

Мы возвращались и возвращались, как наркоманы за дозой, как отец семейства, который не может не ходить налево.

Но никому ни о чем не рассказывали. Это была наша тайна.

Вылазки проходили спокойно, нам не приходилось убегать или использовать ножи и петарды. Мы проводили на той стороне не больше десяти-пятнадцати минут. Боялись, вдруг кто-то из жильцов заметит застрявший лифт и позвонит лифтеру, чтобы тот вернул его на первый этаж (щиток находился в подвале, а дверь туда была заперта на ключ).

Как туристы в террариуме, смотрели на непохожие, пугающие формы жизни, не подвергая себя риску.

Мы обнаружили шастающих по подвалам слепых крыс, издававших почти человеческие звуки. Проходя мимо некоторых дверей слышали обрывки разговоров, поражающих такой жестокостью и непристойным содержанием, что волосы на голове вставали дыбом. Виски, кокер-спаниель синьоры Мартини, в жизни был вздорной кусачей собачонкой, а в этом мире превратился в Цербера и восседал на балконе с тремя головами – двумя собачьими и головой своей хозяйки, чей привычно беззубый рот украшали острые клыки и черный раздвоенный язык.

– Надо составить карту наших открытий, – предложил Ренцо как-то вечером, когда мы сидели у него на кухне, листая номер «The Games Machine». С того дня мы стали зарисовывать каждую исследованную нами лестницу, каждый новый уголок, куда нам удавалось заглянуть.

Изображая нереальное, мы надеялись окончательно поверить в его существование. Мы были детьми, да, но не идиотами: те немногие представления о жизни, которые уже сложились у нас, не противоречили нашим открытиям.

Мы придумали даже теорию происхождения этого мира, пока в общих чертах: фундамент дома в той реальности стоял на земле снов и фантазий, а сплетни, ложь, пустая болтовня и суеверия, существовавшие в «Авроре» долгие годы, слухи, легенды и наши страхи – особенно наши страхи – каким-то необъяснимым образом спрессовывались, образуя складку времени и пространства, формируя мир, куда можно было попасть с лестницы D.

Там материализовались видения, появлялись изображения на засвеченных кадрах фотопленки, там в темноте виднелись кости, опухоли, мутации, ногти и клыки. И их бледное подобие время от времени проникало в нашу реальность…

Это был дом-карикатура, где обитали наши призраки – страх наказания за непослушание, страх темноты, наркоманов, секса, боязнь взросления, боязнь стать изгоем. Ту «Аврору» населяли образы, рожденные детской фантазией, самые смелые проявления нашего Я, неподконтрольные сознанию, тревоги жильцов и их странные обличия.