Что бы ни говорил доктор Фрязин, все в Нетске были уверены: Лиза Одинцова, имея выгодную наружность, лощеные манеры и пронырливую тетку, даже в Швейцарии, среди чахоточных, не могла не влюбить кого-нибудь в себя. Куда же она подевалась? Если доктор Фукс оказался бородатым, известным в Европе мужчиной, значит, Лиза просто умерла в санатории, оплакиваемая и лордом, и индусом, и профессором. А индуса с золотой чесалкой заарканила сама тетка, Анна Терентьевна! Эта особа могла пленить и Рейнгольда Фукса – недаром ее портрет чем-то смахивал на императрицу Марию-Терезию. Значит, тогда…
Вот так тихие Лизины шаги и растаяли в неизвестности, совершенно неслышные на мертвой хвое швейцарских еловых аллей. Даже имя ее постепенно забылось и стало ждать, когда друзья детства состарятся – тогда прошлое, замусоренное суетой взрослой жизни, вдруг очистится. Оно засияет, как протертое зеркало, поймает ослепительный луч, разложит его семицветным веером и явит четче, чем видится собственная, в морщинах, рука, то давнее небо, ту пыльную улицу с дощатым тротуаром, те забытые голоса и лица. И это лицо тоже вспомнится – надменное, синеглазое, в окружении растрепанных волос. Как же ее звали, ту сумасбродную гимназистку, у которой еще была тетка в кудряшках и в невероятно тугом корсете?..
Никак со всей этой путаницей – со Швейцарией, индусами и золотым облаком забвения – не вяжется лишь один факт, который затерялся в вихрях неспокойного времени. Они, эти вихри, просто его засвистали! Но все-таки в Петрограде, в 1916 году, вольноопределяющийся Иван Тимофеевич Рянгин венчался в церкви Успения, на Сенной, с какой-то девицей Елизаветой Одинцовой. На следующий день он уехал к румынской границе, в Тарнополь, где стояла тогда его часть.