Уйти красиво. Удивительные похоронные обряды разных стран

Брунетти не остановился на идее разделить мертвеца на части и в следующей серии экспериментов решил поиграть с увеличением температуры, помещая разные части тел в печь, предназначенную для получения каменноугольного газа – вещества, которое в XIX веке использовали для освещения. Хотя эта печь нагревалась на несколько сотен градусов жарче, процесс занял на два часа больше (шесть часов в совокупности). Зато в результате остались совершенно обугленные кости, а органические ткани оказались полностью уничтожены. Никаких следов того, что делает человека человеком, включая ДНК – хотя наш профессор в то время вряд ли понял бы, о чем идет речь, – не осталось.

В своих записях в 1884 году Брунетти написал о кремации так:

Это торжественный, великий момент, отличающийся священными, величественными свойствами. Сожжение трупа всегда вызывало во мне сильное эмоциональное возбуждение. До тех пор, пока его очертания еще напоминают человека, а плоть горит, зритель охвачен изумлением, восторгом; когда же форма исчезает, а тело обугливается, верх одерживает печаль.

В 1873 году Брунетти был готов представить результаты своих экспериментов на Всемирной выставке в Вене. На его стенде под номером пятьдесят четыре в итальянской секции были выставлены стеклянные кубы, содержащие результаты его экспериментов – кости и плоть разной степени распада.

Технология кремации Брунетти предлагала обществу возможность пропустить стадию разложения, сразу превращая тело в неорганический материал. Он надеялся сделать процесс промышленным, ускорив его, насколько это возможно, и доведя до результативности заводской линии. По словам Лакера, современная кремация, какой ее видел Брунетти, «была вопросом науки и технологий». Послание было отчетливым: природа и ее процессы куда как неаккуратны и неумелы, они месяцами работают над тем, что разогревающаяся до тысячи ста градусов доменная печь способна провернуть за какие-нибудь часы. Вывеска на стенде Брунетти гласила: «Vermibus erepti – Puro consumimur igni», или: «Спасены от червей – поглощены очищающим пламенем».

Почти сто пятьдесят лет спустя мы с Катриной оспорим идею Брунетти, что только пламя может очищать. Поэт Уолт Уитмен говорил о земле и почве как о великих преобразователях, принимающих «остатки» людей и производящих «столь божественные материи». Уитмен дивился способности земли вбирать в себя все испорченное, отталкивающее, заразное и создавать новую, чистую жизнь. Нет смысла уничтожать органические материи с помощью газа или огня, если из «остатков» твоего бренного тела может получиться что-то прекрасное.

Доктор Джей отправилась в палатку на парковке, чтобы загрузить в компьютер данные с электронного самописца, установленного на груди Джона Компоста. Этот приборчик фиксировал температуры, которым подвергалось тело Джона в могиле. А мы с Катриной принялись раскапывать второй могильный холм, в котором покоилась Джун Компост. На момент смерти семидесятивосьмилетняя женщина была истощена болезнью. В могилу были добавлены только щепки, она находилась у подножия холма в тени и не была ничем накрыта.

Когда мы стали раскапывать могилу, нам начали попадаться личинки жучков и червей. Почва внутри холма была жирной и черной – компост часто называют «черным золотом». Но присутствие насекомых показывало, что ситуация далека от идеала. Оно означало, что внутри холма по-прежнему было что-то, служившее источником питания, угощение, дающее работу этим маленьким существам. Затем я наткнулась на бедренную кость Джун, покрытую толстым белым слоем разлагающегося жира, по консистенции похожего на греческий йогурт (уж простите, любители греческого йогурта). Копая глубже, мы обнаружили, что женщина была на последней стадии разложения – от нее остались практически одни кости. Проблема с Джун Компост была прямо противоположной проблеме с Джоном Компостом. Здесь было достаточно влаги (почему от нее и остались одни кости), но при недостатке азота температура внутри ее могилы не смогла увеличиться настолько, чтобы превратить кости в почву.