Уйти красиво. Удивительные похоронные обряды разных стран

Конечно, для тех, кто постоянно в пути и не располагает лишним временем, существует онлайн-сервис, который позволяет виртуально посетить могилу. Другая токийская компания, I–Can Corp.,[18] предлагает сервис, похожий на игру The Sims – здесь виртуальное надгробие вашего предка появляется у вас на экране среди зеленых полей. Пользователь может зажечь палочку благовоний, возложить цветы, окропить плиту водой, оставить на ней фрукты или бокал пива.

Президент I–Can Corp. признает: «Безусловно, лучше нанести предкам личный визит. Наша услуга предназначена для тех, кто хочет иметь возможность отдать дань уважения предкам даже из офисного кресла».

Глава Дайтокуин Регоку Реэн, Масуда-дзюсеку, казался невозмутимым и, как и Ядзима-дзюсеку, не видел никаких проблем в том, что буддизм смешивает старые и новые идеи. (Когда мы ушли, он в полном одеянии монаха укатил на велосипеде, разговаривая по телефону.) Дайтокуин Регоку Реэн был партнерским проектом между его храмом и Nichiryoku Co. Потребовались годы подготовки, прежде чем многоэтажное кладбище открылось для токийцев в 2013 году.

– Что ж, вы посмотрели учреждение, что вы думаете о нем? – с иронией спросил он.

– Оно более высокотехнологично, чем любое кладбище в Соединенных Штатах, – ответила я. – И здесь все потрясающе чистое, от кладбищ до машин для кремации. Все гораздо меньше напоминает о промышленности, чем у нас.

– Ну, обращение с мертвыми стало чище, – признал он. – Когда-то люди боялись мертвого тела, но мы сделали его чистым. И теперь кладбища стали как парки – аккуратными.

Мы с Масудой предались долгой беседе о тенденциях в области кремации в Японии и Америке. Мы обсудили, что японцы отдаляются от обряда коцуагэ, все чаще предпочитая, чтобы работники учреждения перетерли кости в порошок и развеяли их.

– Традиционно японцев интересует скелет, – объяснил он. – Они исполняют обряд коцуагэ, как вы знаете. Им нравятся кости, и они не любят пепел.

– Тогда что же изменилось? – спросила я.

– Вместе с костями приходят особые ощущения – ответственности за душу. Кости реальны, – сказал Масуда. – Люди, развеивающие пепел, стараются забыть. Пытаются оставить в стороне то, о чем не хотят думать.

– Хорошо это, как вы считаете? – спросила я.

– Я не думаю, что это хорошо. Можно сделать смерть чище, но во время сильных землетрясений и при таких высоких показателях самоубийств она подходит слишком близко. Среди самоубийц есть дети до десяти лет. Уже в таком возрасте они начинают думать о смерти. На это нельзя закрывать глаза.

* * *

Было время, когда японцы боялись трупа, как чего-то грязного. Теперь они преодолели этот страх и начали смотреть на тело в гробу не как на распадающуюся плоть, а как на часть любимого человека – они понимают, что это не нечто отвратительное, а, например, любимый дедушка. Японцы приложили усилия к тому, чтобы объединить различные ритуалы, связанные с мертвыми, и убедиться, что родственники могут провести достаточно времени с усопшим. Тем временем другие страны, вроде США, сделали противоположное. Когда-то мы заботились о покойниках дома. До развития профессии похоронного дела у нас не было такого страха перед мертвыми, какой был у японцев, мы ценили близость тела умершего. Но за последние годы мы научились видеть труп как что-то грязное, и наш физический страх перед мертвым телом возрос, а вместе с ним и недвусмысленный показатель кремации.

Японцы не боятся привлекать технологии и инновации в похоронные и мемориальные процессы, что позволяет им уйти далеко вперед. У нас нет ничего похожего на Руридэн с его светящимися буддами или Дайтокуин Регоку Реэн с его роботизированной системой поиска урн. Наши похоронные бюро считаются высокотехнологичными, если предлагают онлайн-некрологи или транслируют слайд-шоу из фотографий во время похорон.

Во всяком случае, японский похоронный рынок доказывает, что западным странам не обязательно выбирать между технологиями и взаимодействием с телом – можно предложить клиентам оба этих аспекта, не потеряв при этом прибыль. И да, я очень, очень хочу отель для мертвых.

Боливия Ла-Пас

На Поле Кудунарисе была объемная шапка из шкуры койота, даже с сохранившимися койотовыми ушами. Эта шапка в сочетании с золотыми бусинами в его остроконечной черной бороде делала его похожим на Чингисхана, отправляющегося на съезд торговцев мехами.

– Думаю, донье Эли понравится койотовая шапка, – сказал он и добавил, как будто это все объясняло: – Она наряжает своего кота в костюм джедая.

Донья Эли жила в трех кварталах от главного кладбища города Ла-Пас, в невзрачном домике с потрепанной простыней вместо двери, на улице, вымощенной булыжником. Все дома на этой улице были похожи друг на друга: рифленые крыши, деревянные стены, бетонный пол. Но только в доме доньи Эли была полка с шестьюдесятью семью человеческими черепами в хлопковых шапочках, готовыми оказать внимание своим многочисленным страстным поклонникам.