Уйти на Запад

На севере вырабатывали виски, на Юге, где рос сахарный тростник, ром. Да собственно, ром могли производить в любой части побережья, благо корабли могли подвозить сколько угодно патоки с островов Карибского моря.

И пили.

Все, вплоть до подневольных негров.

Считалось, что тяжелый физический труд результативен лишь при наличии алкоголя. Считалось, что в жару лучше выпить чего-нибудь крепкого, чем холодной воды. Считалось, что вода, даже профильтрованная и дистиллированная, может только вызывать болезни, если, конечно, в нее не добавить немного крепкого алкоголя.

Ну и добавляли.

И вот если вы теперь спросите у Автора, как Джейк в такой обстановке ухитрялся быть трезвенником, то ответ будет такой: Автор просто не знает. Разве что пиво Джейк за алкогольный напиток не считал.

5

Дуглас жил на соседней улице, в небольшом домике. Хозяйка не возражала против того, что у нее появится еще один жилец, поэтому откуда-то возникло что-то вроде раскладушки и заняло почти все свободное место в комнате Дугласа. А уж когда хозяйка узнала, что новый постоялец из тех, кто тонул на «Султане», простудился, а эти изверги-янки попросили его из госпиталя, потому что штатский и только место зря занимает, около моей раскладушки появилась чашка с каким-то горячим питьем. Дуглас пообещал, что проследит, чтобы я содержимое чашки выпил, и действительно проследил. Питье вроде было из каких-то трав, горькое с добавлением меда, и Дуглас буквально влил его в меня, не обращая внимания на мое сопротивление. Что я скажу: здоровенный лось этот Дуглас, как же ему сопротивляться без знания самбо?

— Раскормили вас в вашем Огайо, — пробормотал я.

Дуглас сунул мне в рот пару печенек, которые тоже принесла хозяйка, бросил на меня одеяло и ушел в сад под окна, где они с Джейком еще долго о чем-то говорили.

Ночью мне захотелось выйти, но в незнакомом месте трудно было понять, куда. Я все же попробовал найти выход из комнаты, стараясь не производить много шума, но Дугласа все-таки разбудил.

— Дверь левее, — сказал он совершенно несонным голосом. — В коридоре направо. Засов на двери справа. Когда будешь возвращаться, не забудь задвинуть засов.

Я нащупал дверь и выбрался в коридор. Здесь было не так беспросветно темно, как в комнате, где окно, судя по всему, закрыли плотной шторой; справа над недалекой дверью было небольшое полукруглое окошко, и свет ночного неба все-таки проникал в коридор. Я нащупал засов и открыл дверь.

На дворе было прохладно, воздух казался сырым, и я сразу закашлялся. Однако, сделав свое дело, я не пошел обратно в дом, а остановился и засмотрелся на небо. Небо было вечным. И ночные деревья тоже казались вечными. Померещилось даже, что я не в Мемфисе позапрошлого века, а все мне почудилось… Может быть, и почудилось, но из дверного проема вдруг бесшумно, как призрак, вынырнул полуголый Дуглас и спросил:

— Что завис?

Я вздохнул.

— Мне не нужна нянька, — сказал я размеренным тоном.

— Не сомневаюсь, — ответил Дуглас и, отойдя за куст, доказал, что тоже вышел по своим делам. — Но кашлять тебе, кажется, понравилось.

— Да нет, — ответил я. — Просто задумался о вечном.

— Успеешь еще о вечном подумать, — сказал Дуглас. — А пока иди в постельку. — он толкнул меня в грудь, направляя к двери.

— Как у тебя получается так бесшумно ходить? — спросил я, послушно направляясь обратно в комнату.

— Да как-то само собой получается, а что?

— Может быть, ты переодетый индейский разведчик.

Дуглас хмыкнул за моим плечом:

— Ты проник в мою тайну, о бледнолицый, — зловеще прошептал он. — Теперь я должен тебя убить!..

Я хохотнул:

— У тебя томагавка при себе нету.

— Ну вот ты сейчас заснешь, а я сбегаю откопаю томагавк, — пообещал Дуглас. — Спи и не кашляй.

Я послушно сел на свою раскладушку.

— Зачем окна так плотно занавесили? — спросил я.

— Да чтоб тебе спалось лучше, — ответил Дуглас, отодвигая штору. — На мой взгляд, зря.

— Зря, — согласился я.

Дуглас отошел к столу, послышался звук наливаемой в стакан из графина воды, шорохи. Потом подошел ко мне и вложил стакан в мою руку.

— Это что? — спросил я.

— Микстура от кашля.

Пахло виски, да собственно, это и был бурбон с водой.

Дуглас глотнул свою порцию из фляжки неразбавленной.

— Твое здоровье, — сказал я, выпил виски и завалился спать.

Когда я проснулся, в окно лился солнечный свет, чуть смягченный листвой деревьев. Дугласа не было. Я оделся и пошел его искать. Он обнаружился в саду: сидел за легким столом и сосредоточенно писал что-то на листах почтовой бумаги, то и дело макая перо в чернильницу. В углу рта, придавая ему самоуверенный донельзя вид, курилась сигара. Светло-русые волосы в утреннем свете казались золотистыми. Иногда он заглядывал в лежащие перед ним тетради, задумчиво пожевывал сигару и снова писал.

— Доброе утро, — сказал я по-русски.

Дуглас кивнул и повторил:

— Доборое уутро. — потом поднял на меня взгляд и спросил уже по-английски: — Я надеюсь, это было приветствие, а не ругательство?

Я перевел.

Дуглас снова кивнул.

— Немного погоди, а потом позавтракаем.