Фридрих внимательно осмотрел форму бывшего противника и, тщательно подбирая слова, спросил по-русски:
— Вы после… теперь… есть служить генерал?
— Дослужился, генерал-майор, — кивнул Степан Ильич. — Давно в отставке. Год рождения — одна тысяча девятьсот двадцатый.
— Мы ровесники, — тихо по-немецки сказал Фридрих и сильно, до хруста в суставах пальцев стиснул подлокотники инвалидного кресла.
Вальтер был очень хорошим механиком. Он умел чинить автоматические коробки передач, кто понимает — оценит. Однако и он наконец был вынужден опустить руки. БТР, словно до конца выполнив свою задачу, заводиться и тем более куда-то ехать больше не собирался.
— Я так и знал! — с непонятной восторженностью заявил мистически настроенный Гюнтер.
Вальтер волновался за дедушку.
— Здесь недалеко, — успокоил его Степан Ильич. — Километра четыре. Дорога хорошая.
— Благодаря нам, — язвительно заметил Фридрих.
— Ага, — примирительно кивнул генерал. — Строили-то, конечно, в основном пленные. Но под вашим руководством и по вашему проекту — этого не отнять. Данке шён. До сих пор пользуемся. На Рыбачьем, которого вам так и не удалось понюхать, дороги — швах!
Удивительно, но старики стремительно адаптировались к контакту, полностью исключив из него обоих парней. Степан Ильич всё чаще вставлял в свою речь немецкие слова, а Фридрих даже строил полноценные предложения на русском, правда, без согласования слов. Молодыми людьми подобный разговор воспринимался как абракадабра, но старые вояки, похоже, неплохо понимали друг друга.
— Я есть удивлён. Много остаться как было.
— Военная зона, запрет гражданским, дальний север — кому надо? А лопари и их олени войной не интересуются…
— В Германии сейчас молодёжь имеет новый интерес к делам войны.
— У нас тоже — чёрные следопыты.
— Что есть это?
— Ищут реликвии былых времён, потом продают. Кто на барахолке, кто через Интернет.
— Это есть некрасиво.
— Да уж. Стервятники.
— Мы тоже нашли. Возле бункера. На память. Вальтер, покажи.
Серебристый тюбик. Мазь от комаров.
— О, ваши комары! Это есть просто звери!
— Мы спасались дымом от оленьего дерьма. Следом из рюкзака появился флакон из-под одеколона, сделанный в форме скрипки. Степан Ильич задумчиво повертел его в пальцах. Фридрих Золлингер усмехнулся. У него был очень качественный зубной протез. Не слишком ровный, не слишком юношески-белый — как раз имитирующий сохранившиеся «все свои».
— Мы думали о женщинах, — сказал он.
— Мы тоже думали, но у нас не было одеколона. А задницу подтирали мхом.
— Немцы — цивилизованная нация. Это есть факт. Степан Ильич не стал в стотысячный раз поминать уничтожение культурных ценностей, геноцид и прочие достижения фашистской цивилизации. Он просто пожал плечами:
— Ага… Но войну выиграли мы.
— Да. И это есть факт.
Глава 20
ДЕЗИРЕ
Ловец говорил — они шли к океану.
Два раза им встречались группы солдат, каждая — из трёх человек.
Первая группа шла по дороге, солдаты дико озирались и держали автоматы на изготовку. Другие трое спокойно сидели у костра, пили чай из алюминиевых кружек. Хильда вышла к ним из кустов, имея в виду поклянчить съестного. Она мирно помахивала хвостом, но кто-то из солдат заорал, и все сразу вскочили, хватая оружие. Опыт бродячей жизни подсказал суке верное решение — она мгновенно ретировалась.
Тина и Ловец оба раза обходили военных далеко стороной.
— Что они здесь делают? — спросила Тина. — Куда идут?
— В Мурманск.
— Но это же, кажется, в другой стороне…
— Точно. И они туда не дойдут.
— Почему?
— Их кто-то пасёт. Первых, кажется, Каменщик. Вторых — даже не знаю.
Полуволк умел охотиться на куропаток, сновавших между камнями. Хильда млела в гастрономическом довольстве и всячески показывала кобелю, какой он герой. Как-то поохотился и Ловец. Потом они почти два часа варили добычу в маленьком котелке. Мясо всё равно пришлось рвать зубами, но зато какой вышел бульон!.. Заедали суп печёными корневищами стрелолиста, а на десерт в тот день была брусника с диким мёдом. Тина так и не поняла, как добывал его Ловец и помогала ли ему какая-нибудь паранормальная сила.
Чем ближе к океану, тем мельче становилась растительность. Попадались карликовые берёзы, как будто распятые на камнях. Даже в четыре руки не вдруг нащиплешь тонких сухих веточек для костра. Но зато в расщелинах рос жирный сельдерей, которому явно здесь нравилось.
Полуволк учил Хильду ловить кумжу в ручьях. Хильда училась прилежно и только успевала встряхивать мокрую шерсть.
Краски! — думала Тина и невольно вспоминала Художника. В водопадах — белая пена с костяной желтизной, по бокам — чёрные скалы, как скомканная фотобумага. Дальше в тундре пятнистые камни. Они похожи на собак-далматинов. Есть и розовые, как поросята. В бирюзовых озёрах утки при виде людей уводят от берега пёстрые выводки. На болотах трава пушица — свёрнутые по ветру белые шапочки…
Кулики замирают на кочках. Надпись на кресте:
«В сентябре 1941 года Сотая дивизия установила здесь Красное Знамя. Вечная память погибшим».