Уютная кондитерская в Париже

– Нет, но тут дел гораздо больше, чем я рассчитывала. – Она прикусила губу.

– Если ты считаешь, что не потянешь, то скажи об этом сейчас.

– Да потяну, конечно. Просто я не знала, что столько всего навалится.

– Я тебе деньги плачу не за то, чтобы ты бездельничала. Ты сама хотела приехать, а на пикник тут можешь и не рассчитывать. Я жду, что ты будешь работать. До седьмого пота.

Она распрямила плечи и, подавляя волну ярости внутри себя, спокойным голосом сказала:

– Я не боюсь работы.

– Отлично. – Себастьян снова заелозил на диване, засунул палец под верхушку гипса, потом заглянул в свой блокнот. – Что ж, тогда, пожалуй, все. Да, я тебе заплачу за лишний день на этой неделе, поскольку дел для запуска больше, чем я предполагал. Сегодня четверг. У тебя четыре дня, чтобы войти в курс дел и быть готовой приступить к работе. Увидимся во вторник. Съездим в кондитерскую, посмотрим, все ли готово к началу занятий в среду.

Он отодвинул тарелку и положил свои записи.

– Можешь положить тарелки на поднос и оставить их за дверью, когда будешь уходить.

– Ты не хочешь, чтобы я… ну, помогла тебе? – Нина кивнула, показывая на верхушку гипса, которая опасно приблизилась к его паху. Потом, поняв, как это может выглядеть со стороны, она залилась пунцовым румянцем. – Такое ощущение, что у тебя зуд. Но я хотела предложить помочь тебе помыть голову или что-нибудь такое.

На мгновение Нине показалось, что его холодный взгляд может превратить ее в ледяную статую.

– Я взял на работу помощника, а не няньку. – Потом, после долгой паузы Себастьян добавил: – И что не так у меня с головой?

Ее глаза широко раскрылись в невинном недоумении.

– Ничего.

Он положил ноутбук себе на колени и принялся стучать по клавишам.

– Насколько я понимаю, я тебе больше не нужна, – сказала Нина, чувствуя, что уже не в силах скрывать раздражение.

Он вытянул губы. Если бы он носил очки, он бы посмотрел на нее своим фирменным взглядом над оправой.

– Я ушла. – Она взяла свою сумочку, беспечно помахала ему на прощание и направилась к двери. – Пока.

– Пока, Нина. До вторника.

Выйдя в коридор, Нина почувствовала огромное облегчение и зашагала к лифту, покачивая головой. Прежняя ее любовь к Себастьяну осталась в прошлом.

Глава пятая

Нина чуть не прошла мимо «Кондитерской Си». Неужели это она и есть? Девушка смирила свое недовольство, пытаясь отыскать какие-нибудь позитивные слова о внешнем виде фасада с дверью посредине. Это было нелегко ввиду довольно печального состояния отслаивающейся краски слишком ядовитого оттенка, шелушки которой лежали на деревянных карнизах, придавая фасаду вид старухи, злоупотребляющей косметикой. Дверная рама стояла под зловещим углом, а мутным, словно пораженным катарактой, стеклам в окнах не помешала бы хорошая мойка.

Нина заглянула внутрь через эти стекла и увидела вполне себе профессионально обустроенное кафе, которое ничуть не напоминало традиционный, старинный интерьер с позолоченными финтифлюшками, как она себе представляла. Вокруг столиков стояли венские стулья, знавшие когда-то лучшие дни. Столики расположились ровными рядами, словно в тюремной столовой, а не в кондитерской, куда ходят, чтобы с удовольствием съесть пирожное с кофе. Что говорить, это заведение ничем не напоминало место, в меню которого входит удовольствие.

Нина не думала заходить внутрь, поскольку этот день собиралась посвятить общему знакомству с ситуацией, но погода стояла ужасная, и она решила согреться, быстро выпив чашечку кофе, а потом уже вернуться в свою квартиру.

Она неуверенно вошла в помещение – в сумрачный интерьер кондитерской. Посетитель в этот час был всего один – пожилая дама, сидевшая за столиком; а из персонала кондитерской она увидела только мужчину, стоявшего за рядом стеклянных прилавков, в одном из которых был выставлен за стеклом небогатый набор из шоколадных эклеров, фруктовых пирожных и макарон[11]. Вся эта роскошь словно специально собралась в центральном прилавке, чтобы не было скучно, остальные же прилавки пустовали. Довольно громко гудел холодильник, словно на последнем издыхании. Человек за прилавком даже не удостоил ее взглядом и продолжал вытирать стакан.

– Бонжур.

Нина осторожно улыбнулась ему, уже чувствуя по его наморщенному лбу и выражению сосредоточенности на лице, что он не из тех, кто расположен к дружеской беседе. Его сутулость, за которой он прятал от мира свое лицо, говорила, что он из разряда тех, кто придерживается правила «отваживай клиентов любой ценой».

– О, что для вас? – Он поднял голову с медлительностью столетней черепахи.

– Так вы говорите по-английски? – Это было облегчением. – Как вы догадались, что я из Англии?

Он смерил ее взглядом, который говорил громче десятка мегафонов, а потом, чтобы усилить оскорбление, он подключил закатывание глаз, однозначно говорившее: «Ты-полная-идиотка-но-я-тебя-вытерплю-потому-что-работа-такая!»

«Серьезно? И все этого из-за одного «Бонжур»?»