Уютная, родная, сводная (СИ)

Богданом и испытывал желание оправдать присказку про свадьбу и драку, хотелось очередной раз разбить лицо этой мрази, но Ира шептала в ухо, чтобы оставил его,

уже ничего не изменишь, и тут же начинала реветь, как на похоронах.

Покачивающейся походкой, Бронислав вышел на крыльцо ресторана и отошёл в сторону, за угол, закурил, смотря в чёрное небо. Вот он и женатый человек. Рядом виднелась маленькая женская фигурка, в пальто не по погоде, она подпирала стену и прятала лицо в ладонях. Люда. Он видел её с Богданом. Несколько раз останавливал взгляд, разглядывая красивое лицо и румянец от рюмки алкоголя. Она мало ела, почти не пила, жалась к Богдану, тот демонстративно отставлял стул, а потом и вовсе, во всеобщей сутолоке после официального протокола, пересел.

Бронислав уже знал, кто была та «честная девчонка», что сообщила родителям Иры о положении дочери. Пытался подавить свою злость, но тщетно. Он злился на то,

что она доложила, злился на то, что она с Богданом, на то, что спит с ним. На то,

что он целует её губы, обнимает, раздевает, слышит её стоны. На то, что вообще кто-то посмел прикоснуться к ней. Такой маленькой, глупой, упрямой. На то, что она позволила, а теперь ревёт тут, на морозе, за углом ресторана. - По ком слёзы льёшь? - он остановился напротив, поймав её в ловушку между водопроводной трубой, своим телом и рукой. Она молчала, смотря своими льдистыми глазами,

полными слёз. - Всё спросить тебя хотел, ты зачем её родителям побежала докладывать, для истории интересно. Она вжалась в стену, вздрагивая и открывая рот в немом крике, словно он сейчас ударит. Бронислав отошёл на пол-шага, но путь к отходу не открыл, она не смогла бы выйти, не отодвинув его руки, а ей бы это не удалось. - Я Богдана понимаю, правда, понимаю, но тебе-то это зачем?

Женился бы он на Ирке, ты бы с чем осталась? Люда вздрогнула, глаза снова наполнились слезами, которые покатились по щекам. - Зло должно быть наказано, -

проговорила тихо и не отвела взгляда от удивлённых глаз Бронислава. - Зло? Ты о чём это? - Ты бросил Ирину, я знаю, узнал, что она беременная, и заставлял сделать аборт, она не хотела, просила тебя, а ты... ты... - Блядь, - вырвалось у Бронислава, -

это твоя версия или Иры? Или, может, дружка твоего? - Это правда! Ира сказала мне, что беременна, и что вы поругались, сказала, что будет делать аборт, даже со старшей медицинской сестрой договорилась, я ей говорила, что так нельзя, что ты должен нести ответственность. Должен быть наказан! Она не слушала, только смеялась и иногда плакала. У тебя другая девушка, ты и не собирался никогда жениться на Ире, ты просто так с ней был, потому что другую бережёшь и на ней женишься, а Иру ты использовал, а так нельзя! - И кто же тебе рассказал про другую? Хотя и так понятно, кто! - Богдан мне сказал, он узнал, когда Ира на аборт собралась, и рассказал всё, сказал, что надо остановить, что она всю жизнь жалеть будет, что на ней никто не жениться, на такой. - Какой «такой»? - Такой!

Порченной. - А на тебе «такой» кто женится? - вспылил Бронислав. - Ты вообще ничего не соображаешь, что ли? Он сам на Ирке хотел жениться, коттедж, машину,

свадьбу в ресторане хотел. О себе ты не думала? - Зло должно быть наказано! -

Наказала? Добро победило, настала вселенская справедливость, а ревёшь ты от счастья, выходит, - он нависал сверху и еле сдерживал злость, которая клокотала в нём, разрывала его на части, душила. Почему он не может просто ударить её, со всей силы, до крови, ударить так, чтобы из хорошенькой головки вышибло все мысли. Чтобы отыграть всё назад, всё, чтобы не знакомиться с Ириной, никогда в жизни, не сидеть на собственной свадьбе, как истукан на жертвенном алтаре,

смотря на пьяные рожи гостей, улыбаться им, вытирать слёзы невесте. Никогда не видеть, не встречать, не вспоминать, не представлять, как это - целовать девушку,

смотря на которую, хочется одновременно раздеть её, наслаждаясь собственным бесстыдством, и укрыть одеялом, оградив от всего мира. Целовать её светлые волосы и заплаканные глаза, целовать прокусанные губы, целовать шею, не укутанную шарфом... И он поцеловал. Полшага навстречу. Сграбастал в объятья,

приподнял вдоль своего тела, игнорируя удары по спине и плечам, и целовал.

Долго, настолько долго, что закончилось дыхание, а останавливаться страшно,

невозможно, лучше умереть от нехватки кислорода, чем от нехватки её губ. Дёрнул за светлые волосы, быстро вдыхая и выдыхая, давая ей перевести дух, и снова вышибающий почву из-под ног поцелуй, ледяные пальцы на коже головы, пальцы,

дёргающие волосы, пальцы на шее, царапающие.   Чёрный вход ресторана оказался открытым, какая-то подсобка с тусклой лампочкой Ильича, стол, сетка с капустой в ногах, тёплые колготки, валяющиеся где-то, судорожно расстёгнутый ремень... и громкий шёпот, отчаянный. О том, какая же она глупая, что надо было просто подождать, они бы разобрались сами, между собой, и Бронислав смог бы быть с