Уютная, родная, сводная (СИ)

оставляющие свой след на папиллярном узоре, почти ожоги, такие же, как в сознании парня, - его не удивили, они его пригвоздили, забрали ровно половину дыхания и, наверное, истребили половину сердца. До этого мгновения Марк был точно уверен, что зона бикини женщины должна быть без растительности,

максимум - полоска на лобке. Его подружка тщательно следила за этим, порой раздражая Марка. На картинках это смотрится классно, а в жизни к вечеру появляется щетина или раздражение, или вросший волос, что, в общем, не такая и большая плата за гладенькие половые губки и возможность пробежаться по ним языком. Кудряшки же манили Марка, они просто требовали того, чтобы его пальцы пробегали по ним, требовали его губ. Он скользнул пальцем между половых губок,

одновременно целуя рот, встречая ответ. Теряется девочка, хочет, млеет от его рук и поцелуев... Влажно, немного, но явственно ощутил тягучую смазку и провёл пальцем к клитору. Опустился и снова провёл по бугорочку. - Лежи, Катеринка, -

толкнулся коленкой между её ног, разведя их шире. Как же хотелось расчехлить то,

что было в джинсах, Марк уже испытывал настоящую боль, тяжесть, такую степень похоти, что казалось, и он сам, и его детородный орган взорвётся. Пальцы продолжали гладить вокруг клитора, по нему, слева, справа, снова по центру, он надавил, совсем немного, в то же время входя во влагалище не дальше фаланги своего пальца. Так много влаги, желания, движений бёдрами, вздохов, стонов, но стоит передвинуться немного своими бёдрами - застывает. Где-то между вскриком и качком Катерининых бёдрышек, когда косточка ударилась ему в ногу, Марк понял: или через пару минут он попросту трахнет Катерину, и плевать он хотел на любые последствия и запреты - вот она, под ним, стонет, трётся, хочет. Или она кончит, и он тоже - самостоятельно. Катерина молчала, он набрал слюней на свой палец, вдавил коленку ей в бедро, зафиксировал и насладился вкусным стоном, да уютным таким, родным. Катерина ещё промаргивалась, когда Марк поставил её на ноги и прохрипел: - Иди к себе. Она что-то пробурчала, он не слышал, только простонал: - Иди к себе, Катерина. И ушла бы, бросив смущённый взгляд, но Марк перехватил, встал моментально, прижал к себе голенькую Катерину, вдохнул одуряющий запах малины, уютный, и прошептал: - Пожалуйста, Катерина, если не хочешь, чтобы я распластал тебя, не могу я больше! В этот момент Катерина почувствовала  голым телом, хоть и через брюки Марка, степень его «не могу» и понимающе отскочила в сторону, быстро скрывшись за дверью. Он стёк по натуральному шпону на двери и вытащил член, сжимая его в руке. Пара движений,

и по руке стекла белёсая жидкость... Чёрные кудряшки, не знавшие бритвы...

мягкие, как на пузе у котёнка... Марк занёс пижаму и трусики Катерине через полчаса, когда отдышался. Утром в институт его будила Лопоушка, и он не хотел рисковать, мало ли, в какой угол она заглянет в поисках грязного белья. - Поцелуй меня, - услышал Катин шёпот и почти замурлыкал, как котёнок с пушком на пузе,

честное слово! - Просишь? - Да... Он целовал, сладко, долго, нежно, так нежно, как не подозревал, что так возможно. Глава 5. Настоящее Часть 1 Утро первого января начиналось ближе к вечеру. Болела голова, губа, сбитые костяшки на руках,

душа. Новый год - семейный праздник! Оторвать бы ноги тому шутнику, который придумал этот слоган.

 С другой стороны, что бы Марк сейчас делал в своей обшарпанной квартире,

скорей всего - так же маялся бы с похмелья, а может даже, и губа была бы разбита.

Марк встал, потянулся, в висках стучало, захотелось лечь снова, но природа уверенно брала своё - он прошлёпал босыми ногами в совмещённый санузел,

попытался привести себя в порядок. Из зеркала на Марка смотрела мятая, с взлохмаченными тёмными волосами и суточной тёмной щетиной, личность.

Бриться не стал, ограничился холодным душем и чисткой зубов. В гостиной сверкала ёлка, и даже был накрыт стол. Анжелика расстаралась. Она стояла спиной к широкому арочному проёму, в коротком платье, её светлая голова возмущённо тряслась, и гундосый голосок звучал в тишине помещения. - Он хотел меня изнасиловать, котичек. Котичек пятидесяти лет от роду, со взглядом матёрого кобеля, посмотрел на жалобщицу. - Анжела, прекращай этот плач Ярославны,

давай, лучше сообрази салатик там, что это с той стороны стола? - Но котичек! -

Перестань, ради бога, - отмахнулся, как от назойливого насекомого. Марк даже не стал делать вид, что не присутствует при разговоре, облокотился о стену, скрестил ноги и слушал. - Кооотя! - Не пытался он тебя изнасиловать, Анжела, не надо делать из моего сына маньяка, а из меня дурака. Сама пыталась соблазнить парня,