Уютная, родная, сводная

этажа. Марк рванул в класс, где многие уже разошлись, сидела классная, довольная

проведённым мероприятием, и кто-то из родительниц. Он быстро поздоровался, в

общем-то, его если и не знали, то несколько раз видели, его отца точно, так что,

представляться не пришлось. Нашёл взглядом Катеринину куртку, проверил, на

месте ли шапка - в рукаве, взял её сумку и так же быстро побежал вниз, где уже

стояла Катюшка, подпирая собой стену, как атланты руками небо. В машине он

зачем-то ещё раз поинтересовался, может ли Катерина сидеть, не больно ли ей,

потом заехал в аптеку, купил каких-то обезболивающих, путаясь в объяснениях

фармацевту, какая именно боль, в конце концов сказав, что у девушки, под

понимающий кивок женщины, влажных салфеток и воды. Наконец, выдохнув, он

смотрел на Катеринку, она смотрела на торпеду и горестно вздыхала, иногда

косилась на Марка и снова вздыхала. - Катюшка, Катерина. - Так тепло вдруг стало,

невыносимо, нежность, какая-то пронзительная и острая, резанула изнутри,

вырываясь наружу. - Катенька, не дуйся, всё хорошо, отлично всё. - А настроение

набирало обороты и ползло вверх, как ртуть в градуснике, опущенном в горячую

воду. - Хорошая моя, девочка моя, Катерина моя, - «моя» - было главным и

основным его словом и мыслью. - Всё хорошо, - он растирал холодные пальцы рук

и целовал их, смотря в каком-то первобытном, радостном восхищении на Катюшку.

- Всё отлично! - Да? - она заглянула в лицо Марка, ища там что-то. - Да, Катерина,

да, хороший мой, любимый человечек, - откуда-то вырвалось, слетело с губ само.

Чтобы не продолжить говорить глупости, он занял губы, начал целовать уже

улыбающуюся Катерину. Щёки бархатистые, нежные, вкусные. Улыбку, да уютную

какую, родную, сладкую, так бы и слизал всю, до капельки. Шейку, пахнущую

малиной, малюсенькое ушко, аккуратное, с нежным хрящиком и мочкой.

  Глава 8. Часть 3. Прошлое

 Дома Катерина быстро юркнула в свою комнату, переоделась, переплела косу и,

приглаженная, в обычном виде, спустилась на кухню, где сидел Марк и ел

Наполеон - конечно же, Лопоушка оставила огромный кусок и даже записку сверху

приложила: «Марику». Потом они жевали торт вдвоём, запивая горячим чаем,

крошки пропитанных коржей оставались на губах Катерины, и Марк слизывал их,

не в силах заставить себя перестать улыбаться. Если и есть в природе счастье, то

именно в тот вечер и в ту ночь, когда всё, что позволил себе Марк - это аккуратные

поцелуи, именно в те часы Марк ощущал это самое счастье. Незамутнённое,

зацелованное, с чернющими глазами, уютное, родное. Его счастье. Утром он не

пошёл в институт, забив на пары и грозивший завалиться зачёт, Марк остался дома

и слушал, как копошилась на кухне пришедшая со смены Лопоушка, голос отца,

довольный смех, а потом женские стоны за стеной, хрипловатый голос отца,

вскрики и победный удар спинки кровати о стену. Никто не заметил, что Марк

остался дома, а Катеринина комната была дальше, и слышать родителей она не

могла. Марк перевернулся на живот и вспомнил вчерашний день. Решил подумать о

случившемся, но мысли только привели к тому, что член стал упираться в живот, на

котором лежал Марк, и требовать внимания к своей персоне, рука машинально

скользнула вниз, обхватив и погладив. Упёрся лбом в подушку и быстро водил

рукой, иногда задевая яйца, быстро, быстрее, воспоминания проскакивали

слепящими вспышками. Вот Катерина целует его в ответ, зло, по-взрослому, вот

лежит, распластанная на парте, с задранной юбкой, вот упирается носочками в пол,

и икры напрягаются, делая точёные ноги рельефными, вот она расслабилась от его

поцелуев и шёпота, на спине выступила испарина, взгляд куда-то в стену, а горячая,

обжигающая глубина уже пускает почти без сопротивления член Марка. Почти,

потому что, всё равно невероятно тесно, почти до боли. Вот он кончает на круглую

попку, и белые, полупрозрачные, как жемчужные, капли располагаются на светлой

коже, как рисунок в стиле авангардизма. Марк застонал и кончил в руку, растирая

результат по ткани, откинулся на спину и незаметно для себя провалился в сон,

недолгий, но крепкий. Он зашёл в комнату Катерины, несмотря на то, что дома

была Лопоушка, точно было известно, что после смены она крепко проспит до

обеда, а то и позже, с утра её здорово укатал Боря, так что сон будет ещё более

крепким. Катюшка сидела в позе лотоса, в одной из своих нелепых, почти

старушечьей пижаме, и что-то увлечённо читала. Волосы закрывали половину

лица, когда она подняла на него глаза и улыбнулась. - Я соскучился, - сказал и

прикусил себе язык, когда бы он успел соскучиться-то? Глупость какая! Но ведь

соскучился... Хотел прижать к себе, вцепиться в губы поцелуем, меньшее его не

устраивало никак - именно вцепиться, вгрызться в эти губы, как в пядь родной

земли, и не отдавать некому. - Я тоже, - простодушно ответила Катерина, и зря она

так сделала, последний фактор, хоть как-то сдерживающий Марка, пал,

распластался по паркету и остался лежать у двери, когда сам Марк уже был на

кровати, под ним была Катерина и целовала его в ответ. «Кто придумал эти мелкие