Ухо, горло, нож. Монолог одной вагины

Они отправились в отель, который находится совсем рядом с Корзо. Тогда этот отель был тем, старым, отелем. Сейчас его отремонтировали. Он теперь совсем не такой, каким был в тот вечер, когда Борис и Мирьяна вошли в него. Нет. Он не там ее лизал. То, что они вошли в отель, это был пролог. Предыгра. Как краткий поцелуй с языком во рту партнера. Легкое покусывание левого уха. Улыбки. Взгляды. Ну, в конце концов, добавьте еще что-нибудь, что вы делаете перед тем, как расставить ноги или засунуть. Не морочьте мне голову. Отель. Старый отель. Отель до ремонта. Здесь у довоенных политиков были комнаты для «послеполуденного отдыха». Вы думаете, что я вешаю вам лапшу на уши, а это чистая правда. В рабочее время они заскакивали в номер, трахали свою шлюху, или секретаршу, или любовницу, а потом возвращались к трудовой деятельности. А когда день подходил к концу, спешили домой, обедали, а после обеда отправлялись отдыхать по-настоящему, в свою брачную постель. Они говнюки? Посмотрите на нынешних! А тогда, там, в том отеле, номер для послеполуденного отдыха был и у известной в городе женщины-судьи. Она время от времени привозила туда прямо из камеры одного уголовника. Трахала его в своем номере для послеобеденного отдыха и возвращала в кутузку. Можно ли представить себе что-нибудь подобное сегодня?! Сегодня несчастную женщину на мелкие клочки разодрали бы журналисты. Эти стервятники. Сегодня такое невозможно. Сегодня женщины-судьи не трахаются по отелям. Сегодня и отели другие. Мирьяна и Борис вошли в отель, полный многолетнего тепла, воспоминаний, кратких, сладких полуденных мгновений в комнатах для послеобеденного отдыха. Мирьяна дула на заледеневшие пальцы, у нее, должно быть, была плохая циркуляция крови. Борис взял ее пальцы в свои ладони, он грел их собственным дыханием и смотрел ей в глаза. Короче, этот фильм вы видели сто раз. Подошла официантка. Ей тут же стало ясно, что за маленьким стеклянным столиком сидят двое людей, состоящих в браке, точнее, в разных браках. Мужья своим женам не дуют на пальцы. Они заказали пунш или глинтвейн, пожалуйста, не надо ловить меня на мелочах. Наверняка это было что-то горячее. Когда Элла мне все это рассказывала, она вдруг заявила, что мне следует кое-что знать. Что эта информация мне поможет. Что так я легче пойму. Как будто для того, чтобы понять мужчину, который вылизал женщину, которая ему не жена, нужна специальная подготовка. Как будто такое в состоянии понять только доктор психологии. Или психиатр со стажем. Как будто сейчас, прямо в этот момент, миллионы мужчин, у которых за спиной не одна только их первая брачная ночь, не вылизывают чужих жен. Понимаете? Элла преувеличивает. Ладно, не важно. Элла рассказала мне все, что, по ее мнению, мне следовало знать. Борис и Мирьяна вместе учились в школе, точнее, в четырех последних классах гимназии. Борису она тогда нравилась, но они не успели трахнуться, потому что четыре класса — это слишком мало времени. Если не оставаться на второй год. Быстро подходят выпускные, потом надо сразу готовиться к вступительным, если у твоих стариков нет денег на платное… Одним словом, поезд ушел. Но потребность кого-нибудь трахнуть то ли в гимназии, то ли в техникуме, если не сделать этого вовремя, эта потребность остается. Как сказала Элла, «покуда ты жив». Когда дрочишь, думаешь об этой первой любви из школы, когда спишь с женой, думаешь о гимназической любви, потому что без этого у тебя не стоит, и когда трахаешься с любовницей — тоже… Разумеется, мы сейчас говорим о нормальных людях. Элла сказала, что Борис сказал, что это называется «неосуществленная мечта». И у всех у нас это было. Об этом написано много книг, исследований, стихов, сняты художественные и документальные фильмы, документальные я просто обожаю, а еще фильмы на основе подлинных событий. Да вы тот фильм наверняка видели. По телевизору показывали. Снят на основе реальных событий. Большая гостиная в доме престарелых. В углу старик в инвалидной коляске. В другом углу старуха, тоже в коляске. Входит медсестра. Везет старуху на обед. В это время входит другая медсестра. Везет на обед старика. Коляски сталкиваются. Старуха почти ничего не видит, но у нее хорошо развито обоняние. Это называется компенсация. Она принюхивается. Принюхивается. В воздухе витает запах свежевыглаженной рубашки. В воздухе, в гостиной этого дома престарелых, в момент столкновения их колясок. Запах свежевыглаженной рубашки. Так пахло от Джона в гимназии, в тридцать пятом году.

— Это ты, Джон? — спрашивает она дрожащим голосом.

Здесь я немного сокращу, потому что старик почти глух и ей приходится, крича, повторять вопрос несколько раз:

— Это ты, Джон?

— Это ты, Дороти? — вопит в ответ старик примерно через полчаса.