Мы не хотим? Она его что, подстрекает? Нет, негоже, чтобы подарок из старинного стекла послужил прелюдией к акту с участием гротескных масок. Вот в блеске и великолепии солнечного дня возникает величественная фигура изумительной красавицы в скудном просвечивающем наряде. Губы умирающего мужчины приникают к ее пышным грудям. Сжигаемый жаждой, он подставляет их белой изогнутой струйке молока, которое выдавливает из груди ее рука. Благодарность или Благотворительность? Исчезни, Лина, уйди, не стой за моей спиной! Если он действительно сделал Беллу счастливой, то будет первый поступок со дня его прибытия на это сверкающее водянистым великолепием кладбище, о котором он никогда не пожалеет. А что касается ее поведения, что ж, оно просто демонстрирует, как воспитанные дамы с добрыми сердцами относятся к любовным утехам. Да какое право имеет он портить ей это представление вспышками гнева? А потому Мистлер спокойно налил себе джина, добавил льда, разболтал и осушил бокал. А потом сказал ей: Ах, прекрасная моя Белла! Не тревожься. Ничто и никто не заставит меня забыть о тебе.
Она же тем временем нежно поглаживала его бедро, потом вдруг быстро расстегнула пуговки на платье, и оно упало с плеч. Под платьем на ней почти ничего не было.
Ну, вот, они твои.
И заметив, что он сидит совершенно неподвижно, добавила: Не заставляй меня ждать. Я не могу больше ждать.
А потом весело улыбнулась ему и сказала: До чего же нежный, любящий мужчина! Подожди, я скоро вернусь.
Думаю, мне не мешает выпить еще немного джина.
Она вернулась с мокрым полотенцем. Прикосновение его ко лбу показалось холодным, как лед.
Вот, сперва вытри лицо. Ты такой красный.
Знаю. Распухшие руки и лицо, налитые кровью глаза. Твои трофеи. Пожалуйста, не двигайся с места. И не застегивай платья. Просто не могу тобой налюбоваться.
Не глупи, Томас. Посиди-ка лучше спокойно в кресле, подожди меня. Ты уже выглядишь гораздо лучше.
Сейчас он пойдет за ней в спальню. Там они разденутся. Возможно, она захочет раздеть его сама. На ней же самой ничего, кроме свалившегося с плеч платья и скромных старомодных трусов. Что ж, стыдиться ему нечего, с телом у него полный порядок. Его даже радует мысль о том, что она увидит его голым. А она? Холмик живота, возможно, молочно-белый и гладкий — вот оно, преимущество не иметь детей. Нет, он не думает, что ее тело ему не понравится. А все остальное создано для того, чтобы гладить, щупать и лизать. На этот раз она, конечно, захочет, чтобы он вошел в нее, попытается помочь. Вся та возня, призванная побыстрее оживить его, приведет к совершенно обратному эффекту. И в конце она будет страшно мила, скажет, что они просто смогут полежать рядом, держа друг друга в объятиях, и что этого ей достаточно.
А пока что он слышал, как она возится в ванной. А тебе не хочется тоже принять прохладную, освежающую ванну? Можно вместе со мной. Или ты у нас слишком крупный мужчина? Жаль, что здесь не «Савой», там такие роскошные огромные ванны! Ты просто создан для них, вернее, они для тебя. Наверное, надо сказать ей так: Знаешь, Белла, я уже не тот мужчина, каким был. Чувствую себя куда старше, чем выгляжу. А что потом?..
Она вернулась в гостиную, и он увидел на ней белые хлопковые брюки и темную тунику.
Ты оделась?!
Конечно. Мы ведь идем на ленч.
Но Белла!
Не сегодня. И не притворяйся, будто хочешь этого, Томас. Я страшно рада этим канделябрам. Глядя на них, всякий раз буду вспоминать тебя. Пусть так и стоят, на этом самом месте, под портретом мужчины с серьгой. Она хихикнула. А сейчас хочу подарить тебе талисман на счастье, только смотри, никому не показывай.
В правой руке у нее он заметил маленькие маникюрные ножницы. Левой она ухватила прядь волос, отрезала почти у самых корней и связала узелком.
Белла, простонал он.
Жаль только, что седые. Ладно, пошли. Я просто умираю с голоду!
Ко времени, когда им подали кофе, терраса ресторана опустела. Белый зонт над головой трещал и похлопывал от ветра, точно парус, который забыли спустить.
А какая она, твоя жена? — спросила она.