Скучает сейчас, скучала все эти долгие недели. Самой большой радостью в эти дни был обнаруженный в кладовке древний хозяйский будильник. Он был водружен на тумбочку у кровати и ежевечерне торжественно заводился, чтобы прятать на ночь подальше телефон, чтобы не пялиться в дисплей на его номер, чтобы не звонить.
Она не знала, сколько времени прошло, когда тишина была нарушена очередным хлопком входной двери — Глеб вернулся. Света не включал, вокруг по-прежнему царил густой тяжелый мрак. В нем он явно двинулся по дому — шаги по коридору мимо комнаты — на кухню. Плеск воды. Попить решил?
Ксения приподнялась, напряженно прислушивалась к звукам, но едва стало тихо, не сдержалась.
— Глеб! — позвала она негромко, в темноту.
Стукнула чашка.
Несколько вдохов. И он на пороге.
— Ты чего не спишь? — прошептал Парамонов.
— Не спится, — Ксения улеглась обратно на подушку.
— Замерзла?
— Нет, не очень…
— Хорошо.
И снова шаги по комнате. Тень в темноте двинулась к стулу у окна и силуэтом обозначилась в рассеянном и тусклом фонарном свете, едва пробивавшемся из-за шторы. Глеб стянул через голову футболку, расправил плечи. Бросил куда-то. Джинсы со звенящей пряжкой ремня. Замер. Вдохнул полной грудью. И еще через два шага диван скрипнул — Парамонов тяжело лег рядом, под огромное одеяло, придвигаясь вплотную и поворачиваясь набок. Его рука обхватила ее за талию, не оставляя пространства между ними. Ксения тут же вытянулась вдоль него, прижимаясь к горячей коже. Ледяными ступнями скользнула по его ногам, устраивая их рядом. Ткнулась носом в грудь, глубоко вдохнула и почувствовала, как проваливается в сон.
Проснулась сразу. И сразу поняла, что снова одна. И что за окном утро, еще раннее, но в комнате уже можно было различить мебель, вещи, картинки на стенах. Обычная комната обычного дома, где накапливаются предметы из поколения в поколение, тесня друг друга, с безусловной невозможностью быть выброшенными или даже отправленными на чердак.
Ксения села на кровати, повертела головой. Открыла рот, чтобы позвать Глеба, но передумала, выбралась из-под одеяла с намерением найти его. Быстро оделась, сунула ноги в тапки, выданные хозяином с вечера, и вышла из комнаты. Заглянула в кухню, где оказался лишь чайник, еще хранивший тепло, и решительно двинулась к лестнице на второй этаж, щелкнув выключателем. Там и застряла на некоторое время, рассматривая фотографии, развешанные вдоль стены. Легко узнавала Глеба в маленьком мальчике у моря и угловатом подростке на самодельных качелях — возможно, на участке этого самого дома, в котором теперь бродит она. Мужчина и женщина — догадаться не трудно. Родители. Одна фотография, кажется, была сделана в той самой комнате, где она сегодня ночевала. Впервые вместе с Глебом. В его доме. Как он сказал? Не коробка.
Незаметно Ксения поднялась до конца лестницы и все же позвала:
— Глеб!
Как и накануне вечером, ей никто не ответил. Как и накануне, Басаргина начала сердиться. Она спустилась вниз, в спальне подхватила пальто. Пока обувалась, на вешалке заметила клетчатую куртку. Совершенно точно видела ее на одном из снимков. В ней был мужчина. Отец Глеба. Лев Парамонов. Врач.
Ксения вылетела на крыльцо и снова принялась оглядываться, чувствуя себя путешественником-первооткрывателем. Тур Хейердал, прости господи.
Двор был не очень большой. Прямо напротив — небольшая выложенная из кирпича площадка со скамьей и столиком. Над ней нависали голыми ветками две старые вишни, образуя что-то вроде беседки. Прямо к дому примыкали сарай с железным амбаром. Между ними и площадкой начиналась узкая дорожка — точно такая же, из кирпича, по обе стороны которой росли кусты — явно ягодные. Она уводила куда-то дальше, к деревьям, где в числе прочих красовалась береза — не очень высокая, но и не очень низкая. И вряд ли она имела еще какое-то назначение, кроме эстетического. А уже за ней самым неожиданным образом оказался скованный серым, начавшим таять льдом разлив озера. И кирпичная дорожка прерывалась, чтобы продолжиться пирсом. На этом пирсе спиной к ней стоял Глеб, сунув руки в карманы. Голова его была поднята чуть вверх, будто смотрел куда-то выше озера, почти в небо.
Она потопталась некоторое время на месте. Сначала решила вернуться в дом. Надоест же ему когда-нибудь шарахаться по участку. Или, как минимум, захочет есть. А ноги сами понесли на пирс. Ксения медленно брела по дорожке, скользя ладонью по веткам кустов, и не сводила глаз с его одинокой фигуры. Чувствовала себя лишней, подглядывающей. Надо лишь развернуться и уйти, но она продолжала идти к нему. Первая же доска выдала ее с головой, скрипнув, едва она ступила на нее с кирпича. Глеб вздрогнул и обернулся, в который раз поражая ее бесконечной синевой своего взгляда. Сейчас острого, проникающего ей под кожу.
Ксения подошла ближе, все же оставляя между ними некоторое расстояние, и негромко сказала:
— Доброе утро!
— Доброе утро, — ответил он.