Уход на второй круг

Она шумно втянула воздух, отчего тонкие ноздри дрогнули, и сказала на выдохе:

— Если тебе трудно, я могу вызвать такси.

— Перестань, — поморщился Денис. — И садись. Отвезу.

Ксения усмехнулась, спрятала глаза за темными очками и села в машину.

Они петляли отчаянно долго — в границах одной уходящей вечности. Потоки машин, обозначавших эти границы, лились впереди и сзади. Как реки, как время. Впрочем, все теперь отмеривалось временем уходящим. Совсем иначе, чем в больнице — в бесконечном ожидании.

Подъезд высотки с высоким крыльцом. Цветущие розовые каштаны. Баба Шура — бессменный постовой на скамейке, интересующийся жизнью всех жильцов дома, как постоянных, так и часто меняющихся. Она была даже тогда, когда еще никого не было. И будет всегда.

— Ох, Ксюшенька, как вы? — заскрипел ее голос на весь двор.

— И вам не хворать, — отозвалась Басаргина и зашла в подъезд.

Денис топал за ней, легко волоча сумку до самого лифта. Всю дорогу помалкивал, даже радио не включал. Теперь, в лифте, включился сам:

— Давай хоть еды тебе от родителей привезу. Мать готовилась. Или еще чего надо.

— Привези, — согласилась сестра. — Только завтра. И не переживай, ничего со мной не случится.

— Их к тебе пока не пускать?

— Запрешь?

— Надо будет — запру… — мягко ответил Денис. Лифт негромко дзенькнул, сообщая о прибытии на нужный этаж. — Мама белугой ревет… может, если б вы вместе… легче бы?

— Я же сказала — позвоню. В выходные сама приеду.

— Как знаешь.

Они выбрались из лифта и прошли коридором — теперь уже узким, с маленькими окошками, в которые едва попадало солнце — до ее двери. После яркого и теплого — будто в склеп.

— Ты точно в порядке? — не выдержал снова Дэн, пока она возилась с ключами.

Ксения открыла дверь, включила в прихожей свет. Глянула на пол — мама приходила. Потому что она отчетливо помнила кровавое пятно, расползавшееся по ламинату, пока ждала скорую. Теперь его не было, теперь ничего больше не было.

А она сама, спустя неделю, была в порядке.

— Точно, — подтвердила Басаргина и скинула обувь. — Кофе будешь?

— Не, я домой. Я не спавши.

— И прекрасно, — попрощалась сестра.

Денис бросил сумку в углу. И так же невзрачно бросил свое «звони!». А потом вышел из квартиры, оставив ее одну.

В ее реальности, где она не слышала, как ушел брат, как щелкнул дверной замок, как тишина захватывала еще так недавно полную звуков квартиру. Ксения медленно двигалась по комнате, разглядывая вещи и предметы, будто никогда раньше их не видела. И ни к чему не прикасалась, как если бы все вокруг было чужое. Впрочем, в некотором смысле так оно и было. Все теперь было чужим.

В одно мгновение движения ее изменились, стали резкими и осмысленными. Басаргина открыла балконную дверь, распахнула настежь окно, принуждая застывший запах смешаться со свежим воздухом, достала из кладовки сумку, в которую принялась складывать мужские вещи, попадавшиеся под руку. Туда же отправила и несколько фотографий, стоявших на комоде, но, прежде чем отправить сумку обратно, вынула их и сложила в нижний ящик стола.

И до самой темноты Ксения сидела рядом на полу, как пес, охраняющий сокровища. Звонила родителям, выясняла график смен, записывалась на медосмотр и к психологу. Но ни на минуту не отходила от места, в котором заперла то, что должно было быть будущим, оказавшимся равным нескольким снимкам в симпатичных рамках.

* * *

— Илон, не шали, — лениво протянул Парамонов, не открывая глаз в самом расслабленном положении на старом, видавшем всякое диване и чувствуя, как легкими, будто прикосновение тополиных пушинок к лицу, поцелуями девичьи губы исследуют его шею, подбородок, щеку.

— А если я хочу пошалить? — шепнули в ухо.

— Ты ж не Карлсон.

— Как знаешь, — отстранилась Илона. — Тогда «рота, подъем!», у нас вызов.

Черные Парамоновские ресницы вздрогнули, и глаза распахнулись. Сонный взгляд заблуждал по маленькому помещению, где он периодически дрыхнул — в редкие спокойные смены. Но уже сейчас в этих самых глазах — несомненно, самых синих в Городской клинической больнице скорой помощи № 16, с какими мужчине ходить даже немного неприлично — вспыхнуло что-то мрачно-веселое.

В мгновение Илона оказалась лежащей на лопатках на свободном пространстве дивана, ноги ее устроились на его коленях, а он сам, нависнув над ней, заскользил ладонью по бедру в тонком капроне.

— Куда вызов? — мимоходом поинтересовался Парамонов, касаясь губами ее губ.

— К нашей Тимофеевне. А ты ее знаешь, она ждать не умеет.

— Че? Больше нет никого? Я единственный?

— Она тебя любит и поэтому у нее чуйка.

— А я симулянтов не люблю. И поэтому у меня приступы бешенства.

— Она жалобу накатает, — вздохнула Илона. — Поехали.

— Поехали, — Парамонов резко поднялся, отпуская медсестричку. — Неделю на Русановке не был — охренеть, соскучился!