Уход Толстого. Как это было

В 6.30 утраопять начал одеяло снимать с груди и живота и опять натягивать его. Стонал, слабо бредил. Температура с 36,7 к 4-му часу утра поднялась до 38,3, а в 6.40 температура — 38, пульс около 100, перебоев меньше вчерашнего.

В 7 часов стал рукой писать по одеялу и произносить отдельные слова. Кашляет, не откашливая ничего. Как вчера, и сегодня икота. Она мучила его, чем дальше, тем больше […] икота, хотя, как Л. Н. сказал, что она не мучительна, вредна Л. Н. была тем, что не давала ему спать.

Позже, в 9 часов,температура — 38,1, пульс — 140.

С 7 до 9 был беспокоен, поворачивался, садился, места себе не находил. Пить не хотел. Разбудили Александру Львовну. Она ему подала пить — пил.

Беспокойство все сильнее. Л. Н. открывался, снимал с себя одеяло. Рукой водил по воздуху, как если бы хотел что-то достать.

В 9.40температура — 38,1, дыхание — 33, пульс — 140, очень частый. Strophanti шесть капель.

В 10 часов сняли компресс.Никитин выслушал: сердце, как вчера, расширено, воспаление в левом легком не пошло дальше. В правом боку ниже лопатки какие-то посторонние шумы. Язык сух и мал. Слабость сильнее. Общее состояние более тяжелое, чем вчера. Не следовало давать шампанского из-за возбуждения сердца.

Попросил, чтобы его не будили, что хочет „лежать“ (не находил точных выражений). Заснул и спал с полчаса более или менее спокойно. Изредка стонал. Владимир Григорьевич стоял возле.

В 10.30 Л. Н. вдруг сел, просил: „Пить!“ Я подал воды с вином, оттолкнул. И „пить, пить“ (опять не находя точного выражения)… После спокойно заснул. Верно, полегчало ему, так как после спал спокойно.

В 11.15 injectio coffeini (впрыскивание кофеина. — В. Р.).

Около 12-ти меняли компресс (Л. Н. охотно подчиняется).

Пульс держится около 100 (раз был недолгое время 140), перебоев меньше, чем вчера. Около полудня подали свежий компресс. После — injectio camphorae (впрыскивание камфоры. — В. Р.). Потом пил по полстаканчику нарзана с шампанским и миндальное молоко.

В 1-м часу попросил: „Не будите меня, хочу лежать“.

В 3.45 просил чего-то. Владимир Григорьевич спросил: „Чаю?“ — „Да“. Подали с миндальным молоком, выпил 80 гр., полчашки — на восемь глотков, очень устал от питья. Но вскоре „свободно“ приподнялся, очевидно, сил у Л. Н. много.

Александра Львовна его умыла. Разговаривал с ней. Выйдя, сказала:

— Он, как ребенок маленький совсем.

С 4 часов охает, в забытьи. Пульс — 120, температура — 38,3.

Дмитрий Васильевич впрыснул камфору три раза сегодня.

В 4.30 бредил числами: 424 и т. д., потом повторял в бреду: „Глупости, глупости“.

Александра Львовна подавала пить:

— Не хочу. Не мешайте мне, не пихайте в меня.

У Л. Н. были причины просить: „Не будите меня“, „Не мешайте мне“, так как, действительно, мы, ходившие за ним, будили его, мешали ему (чего не следовало делать: в такой болезни главное — покой). […]

В 6.30 (вечер. — В. Р.) температура — 38,4, пульс — 110.

В 7 часов. digitalis.

В 7.30 пообмывали, пообтирали и подложили гутаперчевый круг. Четвертая injectio camphorae.

С 2 часов (дня. — В. Р.) Л. Н. не хотел ничего пить.

В 7.50 (вечер. — В. Р.) от икоты проглотил три чайные ложки сахарной воды, а немного спустя молока с коньяком. Очень устал.

К вечеру стал бредить. […]

Л. Н. сегодня, когда не бредил и не дремал, был погружен в себя; размышлял, мало говорил, старался спокойно лежать и спокойно переносить мучившую его изжогу и икоту. Не звал никого и сам не разговаривал.