Уход Толстого. Как это было

31 октября (так в подлиннике. — В. Р.). Продиктовано Александре Львовне Толстой:

Бог есть то неограниченное Все, чего человек сознает себя ограниченной частью.

Истинно существует только Бог. Человек есть проявление Его в веществе, времени и пространстве. Чем больше проявление Бога в человеке (жизнь) соединяется в проявлениях (жизнями) других существ, тем больше он существует. Соединение этой своей жизни с жизнями других существ совершается любовью.

Бог не есть любовь, но чем больше любви, тем больше человек проявляет Бога, тем больше истинно существует.

Астапово, 31 окт., 1 ч. 30 дня

Бог, если мы хотим этим понятием уяснить явления жизни, то в таком понимании Бога и жизни не может быть ничего основательного и твердого. Это одни праздные, ни к чему не приводящие рассуждения. Бога мы познаем только через сознание Его проявления в нас. Все выводы из этого сознания и руководство жизни, основанное на нем, всегда вполне удовлетворяет человека и в познании самого Бога, и в руководстве своей жизни, основанной на этом сознании[179].

Из «Яснополянских записок»

Душана Петровича Маковицкого

(Продолжение записи от 1 ноября)

«Приходил корреспондент. Я — его, а Александра Львовна — другого просили не приходить, не беспокоить нас. Л. Н. не желает, чтобы газеты давали о нем сообщения, но известия все же они получали через Озолиных. […] При дальнейшем течении болезни многочисленные телеграфные и письменные запросы (расспросы), корреспонденты, друзья, родные и все из местной публики, интересующиеся ходом болезни Л. Н., очень отвлекали, отягощали докторов. Требовалось постоянное внимание к Л. Н., а тут отрывают. Все мы, окружавшие Л. Н., были напряженные, взвинченные, усталые.

Озолину доставили в этот день четыре телеграммы от „Русского слова“, умоляли его (телеграфировать) сообщать и прислали ему 100 р., которых он не принял, узнав от нас, что Л. Н. не желает, чтобы о нем публиковали сообщения. Он, бедняга, не знал, как поступить. Эти телеграммы озадачивали, волновали его […]

В 4 часа пополуднитемпература — 39,8°, пульс — 106, 15 перебоев, дыхание — 30. Сонливость. Пил мало (нарзан); весь день ничего не ел.

В 6 часов вечерапот. Л. Н. очень стонал, но болей, стеснений в груди никаких не ощущал. Не бредил, не метался. Пил нарзан. Дремал. В легких, в обоих нижних долях сзади, обильные сухие и влажные хрипы. Бронхит. […] Сегодня приходил Стоковский, был очень любезен, мил.

[Д. П. МАКОВИЦКИЙ И МЕСТНЫЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ВРАЧ Л. И. СТОКОВСКИЙ НАШЛИ У ТОЛСТОГО ВОСПАЛЕНИЕ ЛЕГКИХ. — В. Р.]

В 5 часов получена успокоительная телеграмма от Черткова о Софье Андреевне. Л. Н. было приятно, что Софья Андреевна спокойнее. Пожелал, чтобы приехал Чертков. Просил свою статью „О социализме“.

Александра Львовна спрашивала, можно ли будет завтра или послезавтра дальше ехать, и переговорила с Озолиным о заказе отдельного вагона. Я ответил: „Дай Бог, чтобы можно было через 7–14 дней“.

Вечером, когда Варвара Михайловна хотела посмотреть температуру, Л. Н. сказал:

— Нет, вы мне посветите. Я сам люблю смотреть…

Посмотрел на термометр и, увидя, что температура с 38° не падает, сказал:

— Ну, мат! Не обижайтесь…»[180].