Уходящее поколение

— Что ж, — отозвался Варевцев, — коли говорить серьезно, то первые впечатления детства зачастую бывают решающими. Если начинающий футболист не привьет себе как можно раньше психологической нацеленности на ворота противника, так потом действительно может оказаться поздно.

— Вот теперь я теоретически вооружен! — воскликнул Сандрик. — Так и напишем, коллективно с Сашей, в редакцию журнала «Футбол — хоккей». Сошлемся на современную педагогическую науку.

Однажды в переполненном вагоне метро Пересветов стоял, держась за верхний поручень и упершись коленом в колено сидящего перед ним толстяка с плохо выбритыми щеками. И вдруг узнал в нем своего бывшего одноклассника по еланскому реальному училищу Михаила Берга, участника их подпольного кружка и присяжного судью на футбольных матчах. Это был поистине призрак далекого прошлого. Позыва заговорить с ним первым Костя не почувствовал: Октябрьские события их развели, Мишка дрался на стороне казаков и был освобожден из-под ареста под честное слово не выступать против советской власти. Но и уклоняться от встречи с ним тоже причины не было; Константин посматривал на него сверху и ждал.

Михаил несколько раз бегло поднимал глаза из-под припухших век; наконец его лицо расплылось в улыбке, и он воскликнул:

— Костька?! — и вскочил с места, тесня Константина животом.

Пересветов не ожидал, что ему так обрадуются, и от дружеского поцелуя уклонился. Берг тотчас сел на место, они поздоровались за руку. Михаил торопливо залопотал, как и встарь, перемежая слова смешинками, похожими на икоту:

— Вот встреча! И-а-а!.. Вот встреча!

Берг упрашивал сойти на «Кропоткинской», зашли бы к нему, он квартирует здесь поблизости; а когда Костя сказал, что его ждут обедать, вызвался проводить до станции «Университет».

— Надо же потолковать, после стольких лет потолковать надо же!

Живет он один, «как в барсучьей норе», пенсионер; жена, Юлечка, скончалась от диабета.

— А меня никакая холера не берет, и-а-а!.. Ты выглядишь лет на шестьдесят, не старше, вот что значит бывший спортсмен и охотник!

Что Пересветов теперь писатель, он не знал, не очень-то следит за художественной литературой. Про еланскую реалку роман написал? Вот это номер!..

Они вместе вышли из метро. Берг проводил Костю до дому, неловко было бы не пригласить его к себе; впрочем, узнать, как сложилась Мишкина жизнь, было небезынтересно.

Познакомившись с Ириной Павловной, Михаил со страстью любителя и знатока принялся рассматривать висевшие на стенах картины и миниатюры, фарфоровые статуэтки, стоявшие на шкафу, «поповский» чайный сервиз за стеклом. Не скрывая зависти, разглядывал барельефы Федора Толстого на темы 1812 года.

— Да у вас самая большая частная коллекция этих редкостей, какую я когда-либо встречал! За нее вы тысячу рублей можете получить. Как вы ее достали?..

Ирина Павловна отвечала, что унаследовала от отца. Оказывается, Михаил долгое время работал в комиссионном магазине, принимавшем к продаже от населения мебель и антиквариат.

Пенсия у него «всего семьдесят бумажных целковых», по последней работе в хозорганах. Выручают коллекции миниатюр, которыми он «успел обзавестись, когда был помоложе, а теперь, хоть и жалко, приходится их помаленьку спускать…».

— Не для заработка, а на жизнь, — присовокупил он.

За обедом вспоминали с Костей Еланск. Ирина Павловна принесла из холодильника бутылку красного вина. После двух рюмок щеки Михаила порозовели, и он сказал:

— Тебе, Костька, повезло в жизни. А я не на ту лошадку поставил.

— О чем ты говоришь?

— Тогда, в семнадцатом. Ты в большевиков поверил, а я нет.

— Ты говоришь так, будто мы с тобой на скачках в тотализатор играли.

— Ни ты, ни я не знали будущего.

— А кабы ты знал, в большевики бы записался?

Мишкино стариковское лицо посерьезнело.

— Для политики я не был создан. Всю жизнь себя клял, что с Кешкой Грачевым тогда связался, попутал он меня своим эсерством. Но с тех пор, как ты за меня поручился при моем освобождении — ты помнишь? — с того дня держу свое слово не выступать против советской власти. Как на духу говорю: в политику не суюсь.

Перед уходом Берг стал упрашивать Ирину Павловну продать ему одну из миниатюрок пушкинского времени. Продать она не захотела.

Спустя полгода соседи Берга по квартире по его просьбе позвонили Пересветовым и сказали, что он лежит больной после недавно приключившегося с ним инсульта. Родственников у него нет, никто к нему не заходит. Ирина Павловна купила апельсинов, сливочного масла, взяла банку смородинового варенья из своих запасов и свезла ему.

Костя в это время был в отъезде. Вернувшись, узнал, что она застала старика в тяжелом положении, в постели. У него отнялась правая нога, правая рука плохо действует. Растрогался до слез. Руку ей целовал. Стены его вместительной комнаты, полутемной, с одним окном и глубоким альковом в углу, увешаны миниатюрами. Попросил ее достать из-под кровати пузатый саквояж, набитый тоже миниатюрами.