«А после XX съезда партии я на старости лет словно заново родился! Но тоска меня сосет, как только вспомню съезд XIII, когда мы на делегатских совещаниях заслушивали посмертное ленинское письмо. Как мы тогда просчитались, положившись на обещание Сталина исправиться!.. И ведь вот, Костя, парадокс какой, в результате трудных размышлений я прихожу к заключению, что т о т Минаев, каким я тогда был, просто не мог поступать и думать иначе, чем он думал и поступал! Не нашлось у меня семи пядей во лбу: ведь и Калинин, и Бухарин, и Киров, и Ворошилов — и все проголосовали за Сталина! Всеобщая вышла ошибка, предугадать будущее никто из нас тогда не смог, а потом уж поздно было: «Каждый, кто бы выступил против Сталина, не получил бы поддержки в народе», — сказано в постановлении ЦК от 30 июня 1956 года. Выступление такое расценено было бы «как крайне опасный в обстановке капиталистического окружения подрыв единства партии и всего государства». Таков вывод нынешнего ЦК, разоблачившего культ личности Сталина. Но от ответа перед будущими поколениями нам всем, видать, не уйти. Что ж, пусть нас судят по справедливости и по тем делам, какие нам были по силам. Чего-чего, а уж сил-то своих мы не жалели…»
Письмо кончалось на грустной ноте. Минаев писал, что ушел на пенсию (персональную) и едва ли долго протянет: сильные волнения ему не по годам, даже и радостные теперь, после полной реабилитации.
Костя отвечал большим письмом, повествуя о своих делах, в надежде отвлечь старика от «трудных размышлений»…
Они еще раз обменялись письмами. Иван Антонович писал уже из больницы, и скоро пришло от врачей траурное извещение о кончине старого большевика, с которым столько было связано в Костиной жизни.
…Еще долго потом в пересветовской семье толковали о культе личности Сталина. Борис пытался связать его возникновение с отсталостью нашей страны в прошлом, с традиционной «верой в царя». Однако при Ленине, возражали ему Владимир с отцом, страна была еще более отсталой, популярность Ленина в народе перекрывала былую веру в царя, а извращения в проведении политики партии, которые мы называем культом, развития не получали.
— Выходит, вы видите причину их только в личности Сталина? — защищался Борис — Этим вы возвеличиваете его личность!
— Чай, не один Сталин творил эти извращения, — вступала в спор Наташа, перечисляя случаи арестов и ссылок рядовых советских граждан, о которых Сталин и понятия мог не иметь. — Конечно, — рассуждала она, — мы еще из политграмоты знаем, что политический деятель отвечает и за тех, кем он руководит. Но ведь тогда вся партия и весь народ за ним шли!
— Этого не могло бы случиться, — замечал ее отец, — если бы Сталин занимался только извращениями политики партии. В войне, например, он достойно представлял СССР в переговорах с Черчиллем и Рузвельтом. Он был очень противоречивой личностью, оттого наряду с пользой нанес много вреда советскому народу и делу социализма.