Чтобы не получилось так, что народ встанет на защиту братьев ишанов, Фузайл Максум обратился к Селиму паше помочь ему казнить «дерзких расхитителей» и усмирить народ, если вдруг возникнет бунт. Селим паша не стал вникать в подробности этого спора, и принял сторону Фузайла Максума. После нескольких дней довольно унизительных разбирательств Ишан Султан и его брат Ишан Сулейман были обвинены в краже денег и повешены по приказу Селима паши, который явно поспешил с казнью в угоду Фузайлу Максуму. Среди населения все равно начались волнения: нарушены вековые традиции – уважаемые люди были казнены на глазах у народа. Эта трагедия пошатнула уверенность в существующих силах, многие курбаши отошли от Селима паши и начали действовать самостоятельно.
Ибрагимбек находился Сарсереке, когда весть о казни пашой братьев ишанов достигла его отрядов. Он был потрясен до глубины души, недовольство и неприязнь к Селиму паше в тот момент переросли в глубокую ненависть и враждебность. Как бы ни был Ибрагимбек предан эмиру, выполнять абсолютно необъяснимые с точки зрения логики прихоти было для него совершенно неприемлемо. Действуя уже полностью самостоятельно, Ибрагимбек упорно боролся против большевиков в различных частях Бальджуана, Куляба и в окружающих их провинциях, и только осенью он вернулся в Кокташ. Он продолжил военную операцию против красных и начал атаку на гарнизон в Курган-Тюбе.
Весной Селим паша получил новое значительное подкрепление в живой силе и, особенно, в вооружении и боеприпасах. Но добиться успеха и объединить все воюющие силы моджахедов в одну монолитную армию у него не получилось. В Восточной Бухаре были три основных группы моджахедов. Одна находилась в подчинении Селима паши, ее ставка была в Матче. Вторая группировка располагалась в Каратегине и Дарвазе во главе с Фузайлом Максумом, который обосновался в Гармском вилояте. Третья группировка – Ибрагимбека – находилась в Гиссарской долине.
В то время, пока шла борьба за власть и за сферу влияния между главами отрядов, пока одни курбаши, пользуясь неудачами других, пытались выиграть время и сражения, крепла и росла власть большевиков.
Весной на территорию Бухары направили кавалерийскую дивизию и две кавалерийских бригады. Местные большевики тоже не дремали – они создавали комитеты по вербовке мужского населения в ряды Бухарской красной армии.
Первый удар был нанесен Селиму паше, и его стараниям не суждено было претвориться в жизнь. После долгого боя с красноармейским полком, недосчитавшись почти трехсот человек, он отступил в сторону Курган-Тюбе. Вскоре в район боевых действий прибыл второй полк красной армии. Совместно с первым, он выступил против Ибрагимбека, после чего лакайский вождь, потеряв несколько сотен человек и оставив в Лакае небольшое прикрытие, сам с маленьким отрядом ушел на левый берег Вахша.
Среди отдельных курбаши росло несогласие, недовольство друг другом. Многие из них, поддерживаемые своими сообщниками, намеревались свести личные счеты с Селимом пашой. Это обстоятельство ускорило уход турецкого военачальника за границу. В середине лета, сопровождаемый телохранителями, он переправился через Аму-Дарью и возвратился на территорию Афганистана. Вскоре, следом за ним, ушел в Афганистан его соратник Фузайл Максум и некоторые другие курбаши.
Ибрагимбек, преданный своей родине и эмиру, остался по эту сторону. В его сердце вновь вспыхнула надежда – надежда на эмира Алимхана, что тот даст ему возможность послужить великому Повелителю и сражаться с ненавистными большевиками до победного конца. Это и удержало его от ухода за границу. Ибрагимбек отправил посланника к Сейид Алимхану, обратившись с письмом, в котором сообщал об уходе в Афганистан многих отрядов. Он указывал, что с оставшимися людьми не способен вести борьбу и просил помощи.
В случае же отказа эмира, он также намеревался уйти за Аму-Дарью.
– 4 –
Рамазан никогда не искал власти над людьми. То, что он в тот памятный день так смело переступив древние обычаи, выступил перед баями, было лишь отчаянным всплеском его души и повиновением приказу Высших Сил, но никак не желанием встать во главе отряда. Это был лишь стихийный порыв его беспокойного сердца – порыв остановить людей, не дать им поступить малодушно. Но все вышло по-другому. После ухода Базарбая оставшиеся джигиты признали Рамазана своим курбаши и в знак верности приносили ему клятву на Коране.
В первый момент Рамазан растерялся и вовремя не отказался, а потом было уже поздно. Свершилась воля Аллаха – ведь еще тогда, в Бухаре, в доме Хамидуллы махдума, ночи напролет Рамазан горячо молил Господа дать ему силы и возможность бороться с большевиками. Теперь сбылась его давняя мечта.
Вечером, когда улеглось общее волнение и джигиты погрузились в сон, Рамазан остался наедине с самим собой. Ответственность, тяжелая и страшная, как высоченная гора, навалилась, придавила собой, словно бы перекрывая все пути к отступлению. Впервые к сердцу подступил реальный живой ужас.