Кофе, Митя… твой любимый… из Турции… Вот только не злоупотребляй: чашечку — и довольно. Ни к чему, Митя, риск этот. В нашем возрасте — хочешь не хочешь — все надо делать в хорошую меру. И вообще… вообще, Митя, я думаю… Надо бы пожить еще, а? Сколько получится. Что-то… не готова… Вроде бы, и пора, вроде бы… а чего-то охота еще, Митя. Сколько получится. (Закрывает чемодан, запирает; стоя же на коленях, пытается оторвать от пола, удается с трудом.) А-а, ничего… ничего, можно… Забыла спросить, Митя: когда такси заказывал, сказал, чтобы этот таксист к нам поднялся?..
Порогин молчит.
Забыл?
Он молчит.
К слову, самой не забыть бы. (Достает деньги и дальнозорко разглядывает.) Слава Богу, мелкие нашла. Хорошо-то как… (Прячет деньги.) А то, помню, в прошлый раз я молодцу по слепоте чуть не миллион сунула. Вот, наверно, дурень подумал: ненормальная бабка, деньгами сорит…
Порогин поднимает глаза, внимательно разглядывает жену.
(Замечает этот взгляд и даже как бы слегка смущается.) Что, Митя?.. Что-нибудь не так у меня? Заколка?.. Это я новые купила, старые не держали. (Подкалывает волосы, снова встречается с пристальным взглядом супруга.) Еще чего-то?.. Ну, чего, Митя?..
Порогин. Что ты думаешь о прошлом?
Вера. О каком прошлом?.. О чьем?..
Порогин. Ты долго жила.
Вера. А?.. (Ждет, что он скажет еще что-то, но он молчит.) Что, Митя?.. Что хочешь услышать?
Порогин. Ты что-нибудь поняла?
Вера. Поняла?.. Я поняла?..
Он очень внимательно следит за нею.
А чего я должна была понять, Митя?.. Я много чего поняла, не пойму, чего ты хочешь?
Порогин. Не помнишь: наше прошлое — преисподняя наша.
Вера. О Господи, да кто это? Типун ему за такие слова. Чего это ты вспомнил вдруг?
Порогин. Не так?
Вера. Я такие слова, Митя, вообще не признаю. Ты же знаешь, чего спрашиваешь? Чтобы огорчить меня?
Он молчит.
Прошлое, настоящее. (С усилием встает.) Все вроде поняла… А вроде — ничего… (Поднимает чемодан, перетаскивает поближе к мужу.) Чего не поняла — того уже не пойму… Ох, силы небесные, попробуй, Митя, не тяжелый для тебя?.. Ну, не ленись, Митя, а то потом меня близко не будет, ну?
Такое, однако, впечатление: Порогин вновь погрузился в свою глубочайшую задумчивость… Впрочем, по-видимому, в этом таком способе общения супругов — многолетняя привычка.
(Еще приподнимает чемодан, со вздохом опускает; садится на него, обнимает мужнины колени.) Вообще-то, Митя, я вот чего поняла: жизнь, Митя, — это очень простая штука. Под конец особенно. Правда. Это сначала все кажется сложно, сложно… А потом, Митя… потом проще, проще. Мне уже, например, совсем просто: обещаниям не верю, надежд не имею, живу совсем сегодняшним днем. Что Бог пошлет — за то спасибо. А не пошлет… тоже ничего. И ладно. И мне не надо. И так хорошо. И хорошо… (Задумывается.)
Молчат.
Порогин. Не вспомню…
Вера. А?.. (Поднимает глаза, удивленно на него смотрит.) Что-то сказал?..
Порогин. … И жуток ад воспоминаний, и страшен забытия покой… Кто это?
Вера. Да Тютчев твой.
Порогин. Где у Тютчева? У Тютчева нет.
Вера. Ну, значит, не у Тютчева. У кого-то другого.
Порогин. У кого?
Вера. Какая разница, Митя? Что это тебя вдруг разобрало?
Порогин. «Ад воспоминаний…» Кто бы это мог быть?
Она его целует в лоб.
Ты когда-нибудь была в аду?
Вера. Ой, Митя, да Бог с тобой, спаси тебя Бог. (Даже отодвигается, рукой держится за сердце.) Аж жутко. Накликаешь, Митя, разве можно? Одна уже дочертыхалась. В прошлом месяце. С соседней улицы, между прочим. Пожилая. Тоже, про нее говорят, интеллигентная… Двери у лифта, видите ли, плохо захлопывались. Ну и что, Митя? А она ими хлопала, хлопала, потом в сердцах — знаешь, бывает — выкричалась: «У, чертов лифт, да чтоб ты провалился!» Ну он, Митя, и… А как ты думаешь? Месяц уже ни лифта, ни ее саму найти не могут.
Порогин. Довольно лгать.
Вера. Да было, было, Митя. Я лично верю, я лично…
Порогин. А я говорю, довольно. (Встает, взволнованно перемещается по комнате.) Лгать довольно!