Уходила юность в 41-й

армии отходить на восток. По себе знаю, как это было невыносимо тяжело. Вполне

понятны сострадание и душевная боль, с которыми автор пишет о тех трагических

днях...

Однако враг не достиг на киевском направлении поставленных перед собой целей.

В этом признаются сами гитлеровцы. Бывший начальник германского генштаба генерал

Гальдер назвал сражение под Киевом «величайшей стратегической ошибкой в

восточном походе», а генерал Бутлар рассудил еще откровеннее: «Из-за битвы на

киевском направлении немцы потеряли несколько недель в подготовке и проведении

наступления на Москву, что, по-видимому, немало способствовало его провалу».

Значит, не напрасно была пролита кровь павших героев. А те, кто остались в

живых, пройдя всем смертям назло сквозь огонь и грозы, вновь заняли места в боевом

строю — на фронтах, в партизанских отрядах.

Думается, повесть «Уходила юность в 41-й...», облеченная в жанровую форму

записок участника событий, вызовет живой интерес как среди нас, ветеранов, так и у

молодежи.

А. Ф. Федоров, дважды Герой Советского Союза, первый заместитель

председателя Советского комитета ветеранов войны [6]

Где-то в глубинке...

(Вместо пролога, или свидание с юностью)

Давно мне не приходилось бывать на твоих берегах, Каменка! Вот отмель и

песчаный островок, где впервые и вместе с тем в последний раз удил пескарей.

Потянуло тогда поплавок, я, волнуясь, подсек рыбешку, шагнул и наступил на

стекляшку, что затаилась в песке, ногу порезал. И навсегда отбило охоту к рыбной

ловле. А возле вон того изгиба, в половодье, мы, ребятня, ватагой взобрались на одну из

льдин. Топорами и лопатами выдолбили в ней лодку и, оттолкнувшись от соседних

льдин, отчалили. «Ура!» — вскричали ребята и запрыгали в бурном восторге. Тонкое

дно не выдержало, и мы провалились в ледяную купель. Ох, попало тогда нам,

сорванцам, от родителей!

Детские беды... Что они в сравнении с теми, что мы узнали на войне...

— Вспоминаешь? — спросил знакомый голос.

Я оглянулся и увидел Василия Данилыча, дальнего родича, фронтовика-инвалида,

у которого остановился на квартире. Редкий волос на солнце густо отливает сединой.

Глубокие морщины залегли на лбу и щеках. Но глаза горят задорно и молодо. На войне

он побывал не в одной переделке. У него изувечена рука, и он постоянно держит ее на

поясе. Благо, что левая. Бывший солдат при деле: работает бригадиром молочной

фермы.

Взглянув мельком на солнце, что в самом зените, Василий Данилович зовет меня в

луга, где пасется его стадо и скоро начнется дойка, можно попить парного молока. Но

мне хочется побыть на речке. Я вежливо отказываюсь. [7]

Оставшись наедине с собой, спускаюсь к самой воде. Ноги холодит свежесть.

Проворные пескари стаями носятся на быстринке.

На дощатом мостике какая-то женщина полощет белье. Хочу пройти мимо, но

слышу:

— Не узнал или зазнаешься?

Она выпрямляется — высокая и стройная.

— Не узнаешь Груняшу-растеряшу?

У нее от волнения срывается голос. Она поправляет волосы, выбившиеся из-под

косынки.

Грунюшка, боже ты мой! Вот уж никак не гадал и не чаял. Встретились через

целое сорокалетие! Сколько воды утекло в Каменке с тех давних пор...

Вспомнилось, откуда пошло твое прозвище, которое сейчас донеслось из юности,

словно пароль. Однажды выпускали в классе стенгазету. Наш редактор Сашка

Калашников, как всегда деловой и занятый, шагнул ко мне: «Слушай, Коля, выручи!

Понимаешь, Грунька заметку где-то посеяла. Ну, затеряла. В моем макете окно

образовалось». — «Я-то при чем?» — удивился я. Сашка встал, как умел, в величавую

позу, выбросил руку и значительно произнес: «Поэтом можешь ты не быть, но стих в

газету дать обязан!» Сочинил я экспромтом такой стих: «Ох, Груняша-растеряша,

потеряла ты заметку, может, будет лучше, краше твой портрет на месте этом?»

Она горько обиделась и на другой день не пришла в школу. Лишь со временем

наладилась наша прежняя дружба.

И вот вспомнила!..

Груня молчит. Может, встреча наша не в радость? Или наше несуразное

расставание у вокзала припомнилось? Ведь за четыре года войны — ни слова, ни

строчки. Да и куда было писать? Прячет Груня глаза, уводит в сторону. .

Я всматриваюсь в ее лицо и все понимаю. Левый глаз у Груни поблескивает

немигающим стеклышком. Неужели и она была на фронте? И вскоре я узнаю, как все

это с ней приключилось.

...После окончания учительского института Груню направили в родное село.

Начала учительствовать в школе-семилетке, где когда-то училась сама. Приветливая,

жизнерадостная и вместе с тем серьезная и вдумчивая, она в скором времени заслужила