Уходили из дома

Около дворца наткнулся на размокшую от дождя сигарету. Красивая! С длинным фильтром, золотая вставка, «Ротманс». Решил спасти. Аккуратно положил ее в бумажку, донес до грота. Посушил в банке на огне, но она сломалась-таки, вырвав крик отчаяния из моего горла. Но хиппи не сдаются! Осторожно освободил ценнейшие волокна табака от папиросной бумаги, дрожащими пальцами переложил табак в газету, закрутил. Курили, делая глубокие затяжки, вместе с Добровольцем. Вкус сигареты «Ротманс», смешавшийся со вкусом газетных букв, передать невозможно. Бесподобно! Доброволец, с интересом наблюдавший за моими манипуляциями, посоветовал снять видеоролик с таким сюжетом и продать его за громадные деньги на рекламу «Ротмансу».

Выползли в Акустическую пещеру, потусовались там. Дома доварили и доели все продукты. Завтра на повестке дня — голод. И табака нет. Совсем.

11 сентября, пятница

Утром все проснулись с желудками, сведенными от голода. Я поклевал кизила, терна, попил травяного чая. Не полегчало. Отправился наверх добывать пищу.

Выручила Славянка, она на Ели-Бурун стоит, в Харьковской. Дала три супа, два бульонных кубика и кусок хлеба. Хлеб я сожрал по дороге, причем автоматически, как Винни-Пух мед, даже не заметил, как. Стыдно. Супы мы тут же замутили, накидали туда крапивы. Идея была не очень хороша, крапива для готовки идеальна весной, но и мелко порубленная осенняя, старая и жесткая, тоже сгодилась в качестве наполнителя. Перекусили.

Смоленские герлы тоже оголодали и отправились вниз; может, и принесут чего. Митяй собрался завтра сгонять в Севастополь, тоже привезет еды.

Что-то Наташка Сладкоежка запропастилась в этой Керчи. Обещала, что вернется через неделю, а сегодня уже ровно две. И Серега Севастопольский исчез. Давно должен был приехать, а нет как нет. И самое главное — исчез Скрипа. Я думал: может, запамятовал его в тареновом угаре, ан нет, выяснилось, что не поднимался. Начинаем беспокоиться.

12 сентября, суббота

Проснулись от громкого щебета. Низко-низко у грота проносилась стая стрижей, разворачивалась и снова возвращалась. Долго не могли понять, в чем дело, пока не разглядели птицу, застрявшую в ветвях орешника. Пришлось вставать и проявлять благородство. К счастью, повис стриж невысоко. Я осторожно освободил его длиннющие крылья и осмотрел. Вроде не сломано ничего.

Птаха отчаянно колотилась в пригоршне, больно клевала палец. С руки взлететь не смогла — подкинул. Птица чиркнула крыльями-спицами воздух и вонзилась в как раз зашедшую на очередной круг стаю. Осыпав меня благодарным писком, стрижи унеслись прочь, а я лег досыпать. Но не успел и глаза закрыть, как снова был вынужден вскочить на ноги. Стрижи, видимо, решили сделать в честь спасителя круг почета и снова врезались в леще- вину. На этот раз застряли сразу три птицы. Пришлось уже всем вставать и лезть на орешник, так что вскоре все испытали это необычное ощущение — стук стрижиного сердечка о свою заскорузлую ладонь.

Наученные горьким опытом стрижи больше кругов почета не устраивали и скрылись в направлении Балаклавы.

А так день обычный.

С севастопольскими варили «Манагуа», выпаривали «конфеты». Я сегодня не ел, уж больно хреново. Вчера передознулся «кашей», блевал страшно. Еду жалко невероятно — переводняк.

13 сентября, воскресенье

Сегодня у Немета день рождения.

Поздравляю тебя, Дима, будь здоров, счастлив, люби и будь любим! И удачи тебе! Жаль, что не могу сказать тебе это лично, прямо сейчас, но надеюсь, мое письмо дошло и ты его уже прочитал.

Мы с Добровольцем утром пошли вниз. Неторопливо покушали слив. Да что там покушали — обожрались! Залезли на сушилку, набрали табачку, потом яблок. Зашли в Красном Маке к Марку, но дома его не было. И магазин закрыт.

Делать нечего, пошли обратно. Жара, ходить лениво; часто останавливались, жрали яблоки, болтали. На озере нас ждали нечаянные подарки.

На тропинке стояла банка. Банка в нашем нехитром хозяйстве вещь полезная всегда. Но в этой банке было то, за что можно жизнь отдать. Там было варенье. Из шелковицы и вишни. Не веря глазам, мы осторожно опустились на колени. Банка буквально излучала сияние — она была почти полная! Естественно, мы принялись варенье употреблять. Жменями, со вкусом, смакуя. Доброволец, чтоб не сглазить, ест его и приговаривает: дерьмовое, мол, варенье, сладкое чересчур. Когда счастье заканчивалось, краем возбужденного глаза мы усекли еще одну банку. На этот раз с кильками. Не скажу, что сразу после варенья соленые кильки было легко есть. Это было очень трудно. Но мы справились!

И вот лежим мы, курим, а в голове проносятся воспоминания. Вроде как, когда шли мы здесь, на этом месте собирала рюкзаки толпа детей-туристов!