— С двух сторон наши, и я здесь не один. — Фарид Гафур зажег керосиновую лампу, осветившую голые стены, низкий потолок, заделанные ниши узких, как бойницы, окон.
— Стены надежные, — одобрил Махмат.
— Я давно уже ничего не боюсь, почтенный. — В голосе капитана звучали насмешка, и горечь. — Ты проходил мимо сгоревшего кишлака? Так вот, я работал учителем в этом кишлаке. Меня вызвали, на три дня в город. А когда вернулся, кишлака уже не было. Бандиты сожгли даже мечеть. Лучшим моим ученикам они отсекли пальцы правой руки, чтобы не могли писать. И моей дочери отсекли тоже. А потом, убегая, бросили гранату в комнату, где находились дочь и жена. Ты можешь представить, почтенный как выглядит человек, на груди которого взорвалась граната? Я не узнал жену… Чего же мне теперь бояться?
— Ты так спокойно говоришь об этом! — воскликнул Махмат, чтобы проявить сочувствие.
— Спокойно?! — Капитан смотрел на него большими, налитыми яростью глазами. — Эта боль всегда во мне. Бандиты отняли у меня семью, даже брата, который учился в Кабуле и исчез неизвестно куда.
— Осталась твоя жизнь.
— Осталось несравненно больше, — усмехнулся Фарид Гафур, — осталась моя родина, осталась наша революция. Хочу увидеть нашу победу. Но если я погибну, начатое дело доведут до конца другие товарищи.
Перед Махматом был не просто враг, а враг убежденный, непримиримый, знающий, за что и как надо сражаться. Не жену, не девчонку, а его самого следовало бы казнить в первую очередь. Он — один из тех, кто разрушил прежний порядок на афганской земле. Чем грамотней, чем умней человек, тем сильнее его влияние на других. А этот хазареец получил образование, значит, опасен вдвойне.
Чтобы не выдать своей ненависти, Махмат долго молчал, глядя в глиняный пол, стараясь вернуть рассудительность и хладнокровие. Лицо у него было усталое и сердитое. Именно это выражение лица все больше располагало к нему Фарида Гафура. Капитан думал, что перед ним откровенный, добропорядочный человек, который не заискивает ни словами, ни жестами, ни сладкой улыбкой, как это делал бы хитрец или лжец.
Сарбазы между тем приготовили ужин: чай с сыром и лепешками. Пригласив Махмата, капитан произнес участливо:
— Ты очень утомился, почтенный старик?..
— Дорога нелегкая, — ответил Махмат. И вдруг спросил обидчиво: — Почему ты назвал меня почтенным стариком? Мне только шестой десяток.
— Тебе неприятны эти слова?
— Я их не заслужил. Или я выгляжу старше своего возраста?
— Нет. — Улыбка тронула обветренные губы капитана. — По телефону так назвал тебя Искандер. Для него ты действительно очень даже не молод. Извини и не сердись.
— Твои сарбазы — уважительные молодые люди, — похвалил Махмат, довольный тем, что удалось перевести беседу в новое, менее опасное русло.
Потом, едва Абдул устроился на жестком ложе и сделал вид, что спит, капитан заботливо набросил на него какую-то куртку. Взял автомат и ушел с одним из сарбазов. Махмат долго прислушивался. Где-то очень далеко прозвучало несколько выстрелов. Проехали по шоссе автомашины, и наступила полная тишина.
Когда Абдул Махмат проснулся, в доме никого не было. Через единственное незаделанное окно проникал утренний свет. Возле Махмата, на расстоянии протянутой руки, стоял темно-зеленый ящик, накрытый какой-то тряпкой. Абдул приподнял ее: под тряпкой были гранаты. Много гранат, но все без запалов. Нарочно или случайно оставили их здесь? Не следит ли за Махматом через какую-нибудь щель настороженный глаз сарбаза? Этот капитан, он совсем не прост…
Повертев гранату в руке, подбросив на ладони, Махмат положил ее назад в ящик, даже не обратив внимания, как там тряпка, сползла ли, скомкана ли… Отнекиваться? Зачем. Полюбопытствовал, посмотрел, и только.
Абдул опять задремал…
Завтракали вдвоем с капитаном. И вновь завязался разговор. Им было интересно беседовать: вероятно, это был тот интерес, который возникает между людьми, имеющими разные желания и стремления. Подсознательно хочется понять, кто перед тобой, как мыслит, чего добивается.
— Ты партиец? — спросил Махмат.
— Я вступил в партию после трагедии в нашем кишлаке.
— Тебе стали больше платить?
— Я получаю столько же, сколько любой офицер моего звания и должности.
— Тогда, может быть, тебе дали хорошую, доходную должность?
— Слишком много яда в твоей шутке, — нахмурился капитан, и при этом брови его сошлись на переносице. Необычные, очень широкие, густые и черные брови, похожи на продолговатые прямоугольники.
— Шутка должна быть острой, чтобы не быть пресной, — ответил Махмат. — Так я разговариваю со своим зятем. Правда, он моложе тебя.
— Пойми, почтенный, я сам попросился на этот пост. Он один из трудных на нашей дороге. Каждую неделю мы кого-нибудь хороним или отправляем в госпиталь. Но и бандитам достается от нас. Помнишь сержанта Искандера, с которым вчера говорил на шоссе?
— Мне показалось, он понимает шутку…