— Значит, парашютов всем хватило, — произнес Белый, — хоть здесь интенданты не сжульничали.
— Сжульничают или чего напутают, их потом самих без парашютов выбросят как раз те, кому не хватило, — усмехнулся Авдеев.
— Товарищ старший сержант, — остановил Коржакова Вадим, — может, сейчас все же скажете что происходит, раз уж раньше секретность была и все такое…
— Будем обустраивать первый рубеж обороны. Вопросы еще есть?
— Никак нет…
— А что с нашими мешками? — спросил Бардов, вертя в руках свой вещмешок. — Куда их? В самолете оставим?
— Почему? Привяжите их вот к этому ящику под номером "три". Он наш.
— А что в нем?
— Боеприпасы и провизия на первое время, — сказал Коржаков и побежал по своим делам дальше.
— А если он при приземлении навернется и там что-нибудь детонирует?
— Значит, останемся без оружия и провизии, — усмехнулся Белый.
— С голыми руками на китаез попрем? — понимающе кивнул нацик.
— Ну почему ж с голыми? — продолжал невесело усмехаться Алексей. — У нас еще автоматы есть, пусть без патронов, но зато со штык-ножами! Как там говорил великий генералиссимус Суворов: пуля – дура, штык – молодец! Так к чему нам эти полные рожки дур? Мы со штыком-молодцом всех китаез мелко-мелко пошинкуем!
Самолет тем временем разбежался и оторвавшись от бетонки полосы лег на курс.
Летели в общем-то недолго. Вадим специально время не засекал, но по ощущениям максимум полчаса. Сначала они летели на юго-восток, это Куликов понял, когда самолет через пятнадцать минут полета сделал резкий поворот с креном на левый борт, значит, взяли севернее и теперь уже шли непосредственно к цели.
Солдаты нервничали, кто из-за полета, кто из-за осознания того что они вновь попали в передрягу или скоро в нее попадут, из-за чего очень скоро многие захотели в туалет, а туалета в грузовых самолетах считай и нет. Не под ноги же делать? Приходилось бойцам мужественно терпеть, как и сказано в Уставе: стойко перенося тяготы воинской службы, при этом мечтая о скорейшей высадке чтобы, наконец, сделать свои большие и маленькие дела.
Многих подташнивало, тоже из-за нервов, а может просто укачало, многие ведь и на самолете-то в первый раз в жизни летели. Но к счастью еще никто не проблевался, опасаясь жестокой мести товарищей, коим пришлось бы дышать блевотиной.
Многие молились. Вадим и не замечал раньше, что у них так много набожных людей. Даже перед боем он не видел, чтобы люди читали хотя бы краткие молитвы, а тут и омовения мусульман и крестные знамения христиан, даже пара буддистов что-то камлает… Может просто не замечал?
"То же мне десант, — с презрением подумал Вадим, поглядывая на одного такого болезного калмыка, не находящего себе места, так что ему даже не до молитвы было. — Как он только с парашютом прыгать станет? В полете ведь обделается если его вообще из самолета вытолкают…"
— Эй, боец, даже и не думай этого делать, — с угрозой в голосе произнес Бардов, тоже увидев, что калмык дошел до ручки.
Молодой парень, так же как и они, совсем недавно завербовавшийся в армию, едва сдерживался. Побледнел, его щеки то и дело раздувались, ноздри трепетали от глубокого дыхания, глаза закатывались… В общем, все говорило за то, что парня вот-вот прорвет и им всем обеспечено то еще амбре до самой выброски.
— Блеванешь и я тебя выброшу из самолета раньше времени! Богом клянусь!
— А стоит ли? — включился Белый, еще до того как несчастный успел что-то сказать, что вполне могло стать последней каплей.
— В смысле? — не понял нацик сбитый с толку.
— Да я вот всегда поражаюсь подобной логике наказания.
— О чем ты?!
— Помню, когда учился в школе, во втором или третьем классе у одного парня с животом плохо стало, съел что-то не то на перемене… из-за чего часто просился в туалет. Ну, училке это дело быстро надоело, и когда он попросился в очередной раз, оставила его в классе. Он терпел-терпел, а потом как пердонет! Звонко так, на весь класс!
Бойцы засмеялись привлеченные рассказом и стали прислушиваться сквозь гул самолета, благо что рассказчик почти кричал и ближайшее окружение могло его слышать.
— И что дальше?!
— А что дальше? Училка его ясный пень за такое дело выгнала, как ты сейчас грозишься выбросить его из самолета. А по классу тем временем разнесся такой едкий запашок, по сравнению с которым хлорпикрин изысканные духи, так что вскоре класс превратился в настоящую газовую камеру, аж глаза щипало и слезы вышибало! Не помогали даже настежь распахнутые окна и открытые двери. Вот и получатся, выгнанный пацан свежим воздухом дышал в коридоре, а мы все мучились. По мне так логичнее было бы этого пацана в классе оставить, а всем остальным выйти. Вот и ты, грозишься выбросить его на свежий воздух, в случае если он блеванет, а сам останешься дышать. Так не логичнее было бы наоборот?