В начале августа Николай II, под воздействием своего окружения и советов императрицы и Распутина, принял решение лично возглавить Ставку и сообщил об этом военному министру Поливанову. На заседании правительства 6 августа сообщение об этом военный министр предварил словами: «Как ни ужасно то, что происходит на фронте, есть еще одно гораздо более страшное событие, которое угрожает России – это решение императора взять на себя верховное командование».[299]
Большинство членов правительства было потрясено услышанной новостью, которое, как они полагали, вело страну к военным неудачам и внутренним осложнениям. Члены правительства отчетливо сознавали, что у Николая II нет никаких военных способностей, что могло привести к потере управления армией и крушения ее силы, но еще больше пугала их потеря управления империей из-за постоянного отсутствия монарха в столице, функции которого, в чем они нисколько не сомневались, возьмет на себя императрица и Распутин, а истинными хозяевами русской империи станут прусские вельможи[300]. Министры большинством голосов ходатайствовали перед Государем провести заседание Совета министров под его председательством со следующей повесткой дня: 1) о верховном главнокомандующем, 2) эвакуации Петрограда и 3) о будущей внутренней политике[301]. На следующий день в Царском Селе такое заседание состоялось, на котором царь отмалчивался, а Фредерикс и Горемыкин не дали возможность министрам высказаться, и все расходились в обстановке гнетущей и тяжелой атмосферы, в предчувствии непоправимой беды.21 августа восемь министров (Харитонов, Кривошеин, Сазонов, Барк, князь Щербатов, Самарин, граф Игнатьев и князь Шаховский) обратились с письмом к императору, в котором они вновь повторили просьбу оставить на своем посту Верховного главнокомандующего армией великого князя Николая Николаевича и указывали на «коренное разномыслие» между подписавшими письмо и председателем совета министров, недопустимое во всякое время, а «в настоящие дни гибельное. Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и родине»[302]
. Это был вопль отчаяния государственных мужей пытавшихся спасти страну и династию от гибели.Никакие предостережения, высказанные Николаю II министрами– «бунтовщиками», что у Государя есть более важные обязанности, чем ответственность за судьбу сражений на полях войны, не остановила царя от его пагубного решения возложить на себя обязанности Верховного Главнокомандующего русской армией. Печальные примеры из недалекой русской истории, когда императоры Петр Великий и Александр I терпели поражение в Прутском походе и в сражении под Аустерлицем, не стали предостережением для упрямого царя. К тому же, фанатично верившему в искупление молитвой царю в одну из таких минут «почудился голос, призывающий его к воинству», что было расценено вездесущим «старцем» как предопределение Бога и знак судьбы. Председатель Государственной Думы Родзянко не сумел добиться встречи с императором, чтобы отговорить его принимать на себя обязанности Верховного, но он отправил Николаю II письмо в котором открыто выразил общее мнение, бытовавшее в русском обществе: “»Народ не иначе объяснит ваш шаг, как внушенный вам окружающими вас немцами, которые в понятии народном связываются с нашими врагами и изменою русскому делу»[303]
.