Украденное имя<br />(Почему русины стали украинцами)

Один из организаторов голодомора 1933 г., зоологический украинофоб Постышев, который разрушил Михайловский златоверхий собор и Десятинную церковь, специальным постановлением на ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1934 г. узаконил великодержавную «схему» Карамзина в преподавании в украинских школах.

Другое «высочайшее» постановление относительно истории появилось в 1936 г. вновь под подписями главы правительства Молотова и «отца народов» Сталина. В нем подчеркивалось, что «историческое образование имеет важное значение для дела нашего государства, нашей партии и для обучения подрастающего поколения». Следствием этого постановления был, в частности, окончательный разгром марксистской исторической школы М. Покровского. Можно еще припомнить печально известное постановление «О политических ошибках и неудовлетворительной работе Института истории Украины АН УССР». Украинских историков во все времена напутствовали: «Труды В. И. Ленина и И. В. Сталина, указания ЦК ВКП(б) и советского правительства об изучении истории, постановления ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам имеют решающее значение для изучения истории народов СССР»[323]. Один из тогдашних украинских историков упоминает: «Во времена советского господства в отечественной исторической науке возникла и утвердилась очень странная концепция, суть которой представляло убеждение, что прошлое можно конструировать на свой вкус и усмотрение; что исторической истиной являются директивы начальства»[324].

В середине 30-х гг. появились и новые школьные учебники истории. «В них вместо предыдущих проклятий „царской России — тюрьме народов“ провозглашались идеи, от которых должны были перевернуться в гробах старые революционеры: все завоевания российских царей объявлялись прогрессивными і такими, которые отвечают интересам самих завоеванных народов»[325].

При таких обстоятельствах партией и правительством ревностно оберегался ценнейший, весомейший, любимейший миф российской историографии, который приобрел в сталинские времена характер политической догмы, — миф о наследовании политического и культурного достояния Киевского государства Россией, или иначе: «Москва — наследница Киева». Хотя, заметим, сам факт существования украинского народа, который занимает территорию летописной «русской земли», является наилучшим выразительным возражением этому. К слову, сегодняшние российские историки жалуются на «гнетущее противоречие, с которым уже столкнулись авторы новейших учебников: „Русь, говаривал „Киевская“, а Киев уже пятый год „как заграница“, и от этой вдруг открытой реальности некуда спрятаться“»[326].

Отброшенная гипотеза Погодина-Соболевского незаметно исчезла из научного обихода. Судьба этой гипотезы показала, что антинаучная «обычная схема» принципиально не может иметь убедительного обоснования в исторических реалиях. Выход найден в перемещении вопроса из исторической плоскости в плоскость лингвистики, точнее — этнонимики.

Вместо заезженных аргументов по генеалогии династий, вместо бездоказательной теории массовых миграций, основным защитником «схемы» выступила двузначность этнонимики. Основываются великодержавные этнонимические спекуляции на подмене по форме и смыслу терминологии: вместо слова «Русь» — нововыдуманный термин «Древнерусское государство», вместо этнонима «русин» — нововыдуманное название «древнерусская народность». В российской историографии издавна стало обычным перекручивать восточнославянские этнонимические названия на свой лад. По точному наблюдению О. Толочко, используется здесь «прием переназывания». «Таким удивительно экономным способом создается нужна иллюзия. Переназывание есть лишь частное проявление более общего приема присвоения»[327]. Вот, для примера, часто употребляемые названия, которые касаются эпохи Киевского государства в российской научной литературе: «Киев — первая русская столица», «единый русский народ киевских времен», «тысячелетие русской литературы», «начальный период русской истории», «русские племена», «Русская земля», «русское государство», «русский народ», «русский язык» и т. д. Еще В. Ключевский покаянно признавал, что эти термины являются некорректными, но «привычными словоупотреблениями». «Однако относительно „привычных словоупотреблений“, не такие уже они и невинные. Термины употреблялись российскими учеными целиком сознательно с целью формировать общую общественную мысль о вечной нераздельности восточнославянского, а значит российского общества в его имперских границах. Это отвечало политическим интересам империи»[328].