Украденное лицо

Она сидит, притянутая ремнем к пассажирскому креслу, и знает, что ей надо бы встать, что-то сделать, что-то сказать, все это прекратить, но у нее так колотится сердце, что она не может это прекратить. А Лавиния выглядит так смешно в своих кремовых брюках палаццо, которые уже посерели (Господи, на улице лишь апрель), с опоясанным шарфом головой, кричащая на мужчину с синяком под глазом и разбитой верхней губой.

Вот что смешно: у него такой растерянный вид.

Луизе его почти жаль.

– Дамочка, я не знаю, что вам…

– Тебя нужно… расчленить и четвертовать. Тебя повесить надо!

Он испуганно смотрит на Лавинию.

Конечно же, Лавиния все это не всерьез. Лавиния не живет в реальном мире, в мире, где белая женщина говорит белому мужчине, что его надо повесить, и это означает вовсе не то, что означает в мире Лавинии, где мужчины все еще дуэлируют на мушкетах или на шпагах и раскланиваются друг с другом по утрам – и Луиза это знает. Лавинии даже в голову не приходит – даже сейчас, когда она глядит на его так, словно ударила его, – что она наделала, а Луиза только и думать может, что блин, блин, а потом выскакивает из фургона. Потом так сильно хватает Лавинию за руку, что та вскрикивает, а она кричит: «Поехали!» и едва не швыряет ее на пассажирское место. Выхватывает ключи и топит педаль газа в пол, поскольку, видит бог, водитель из Лавинии никакой, визжат шины, и они долетают до самого Парк-Слоупа, прежде чем кто-то что-то говорит.

– Черт подери, что это было?

Лавиния потирает руку там, где Луиза ее схватила.

– Не надо было тебе этого делать, – говорит Луиза.

Она следит за дорогой.

– Чего не делать? Тебя не защищать?

– Говорить, что ты сказала.

– А что я сказала? Он же… он же тебя оскорбил!

– Нельзя… – Только теперь сердце у Луизы успокаивается. – Нельзя… блин… что-то говорить, не подумав.

Она не знает, почему защищает его. За все эти годы парень не сделал ничего, кроме как ходил за ней до дома. Ничего не делал, кроме как ее обзывал и говорил, что трахнет ее, или не трахнет, если от этого зависит его жизнь. Луиза поставила ему синяк под глазом.

Может, он просто пытался познакомиться (как она вообще может так сейчас думать?).

Может, мне надо было спросить, как его зовут.

И Луиза так злится на себя и злится на Лавинию, что та повела себя так глупо, и злится на Лавинию, что хотела как лучше, и злится на Лавинию, что та не знает, почему Луиза злится, что не говорит ни слова.

Они едут молча до самого Верхнего Ист-Сайда.

– Знаешь, – произносит Лавиния, когда Луиза останавливает фургон. – Я думала, что ты спасибо скажешь.

Постель мягкая. Покрывало на ней из жаккарда с меховой оторочкой. На стенах – лепные украшения. Под потолком – люстра в стиле «модерн» середины прошлого века. Персидские ковры и гардероб в стиле «ар-нуво», который Лавиния купила на блошином рынке в «Утюге», антикварные открытки из всех мест, где Лавиния и Корделия побывали в детстве. На прикроватном столике – фотография сестер в рамке.

В шкафу для одежды Луизы места нет. Лавиния забила его выходными платьями: бальными, винтажными из тафты, шелковыми, с блестками и перьями плюс длинными бархатными брюками, которые Лавиния надевает по вечерам, когда ей хочется выглядеть похожей на Марлен Дитрих.

– Извини, – говорит Лавиния. Она в своем пепельно-синем в пятнах халате. Волосы у нее распущены по спине. – Я не додумала. Но что хочу сказать – у тебя ведь и так не очень-то много одежды. Ты всегда мою можешь надеть! – Говорится это очень весело. – Вот здорово, что у нас размеры одинаковые, правда? – Она приносит Луизе бокал шампанского. На часах – десять утра. – Говоря о размерах… – Она усаживается на постель, прямо на футболки Луизы. – Я тут подумала. Тебе надо походить в фитнес-центр. Я туда собираюсь. Так мы сможем по утрам вместе заниматься спортом. Господи, знаю, знаю… Но я начинаю новую жизнь. Стану рано вставать… мы обе. Обмен веществ явно замедляется, когда тебе подкатывает к двадцати пяти… мне придется быть поосторожнее.

Луизе требуется секунда, чтобы уяснить, что Лавиния понятия не имеет, сколько ей лет.

– Так, давай сюда телефон. Я тебя зарегистрирую. – Лавиния хватает сумочку Луизы. – У тебя там есть кредитная карточка?

– А сколько это стоит?

– Немного. Типа… двести? Сто девяносто? Что-то вроде этого.

Лавиния выуживает из сумочки карточку.

– Что-то дороговато.

– Ой, не волнуйся! – широко улыбается Лавиния. – Там посещение безлимитное. Можешь заниматься, сколько захочешь – можем даже дважды в день ходить!

– Не думаю…

– Вот это будет класс! Ты меня знаешь, Луиза, я ничего не сделаю, пока ты меня не заставишь. Я положительно бесполезный человек. Я бы даже не писала – да еще этот творческий отпуск – все равно ведь напрасно, так? Если бы не ты, я бы целыми днями тут валялась и пила. Видишь, у тебя передо мной моральные обязательства. Моя жизнь в твоих руках! – Она валится на подушки. – К тому же разве ты не экономишь кучу денег на аренде?

– Ну, немного.