Детская заранее была обставлена красивой дорогой мебелью и битком набита игрушками. Спящую безымянную малышку уложили в кроватку под шелковым пологом. Анрэ так и прилип к колыбельке, рассматривал дочку и умилялся тому, какая она крошечная.
— Представляешь, — шепнула Софи старшая тетка, Фелица, — все это время он, как мальчишка, скакал по дому и кричал: «Дочка! Дочка! У меня дочка! Да-да, я отец, и у меня дочка! Ура!» Мы даже испугались, не помутился ли у него рассудок на радостях…
— Тише, тише, — зашикал на них Анрэ. — Она заворочалась, сейчас проснется… Моя девочка, мой ангелочек…
Ребенок и впрямь проснулся, открыл еще слегка мутноватые, как у всех новорожденных, глаза, видящие другой, неведомый взрослым мир.
— Но у нее серые глаза! — вдруг воскликнул он с непонятной интонацией-то ли обидой, то ли разочарованием в голосе. — Серые, а не карие!
Тереза, новоиспеченная бабушка, поспешила его успокоить:
— Анрэ, дорогой мой, это ничего не значит. Почти у всех новорожденных светлые глаза, а потом, с возрастом, они темнеют. У Софи, например, именно так и было.
— Правда? — проговорил Анрэ с явным облегчением и вновь склонился над кроваткой.
Малышка снова заворочалась, закряхтела и вдруг заплакала, смешно сморщив крошечный нос. Анрэ переменился в лице.
— Что с ней? Что случилось? У нее что-то болит? Может, ей неуютно в этих пеленках? — встревоженно спросил он.
— Что вы, господин Орелли, — покачала головой няня. — Пеленки как пух, я бы и сама не отказалась в такие завернуться. А малютка просто хочет кушать. Всего-то навсего.
Девочку назвали Анжелой — так захотел Анрэ. Почему? Ведь в целой Швейцарии не сыщешь ни одной Анжелы. Тем более в Лугано. Софи предлагала другие, более привычные ее слуху имена — немецкие, итальянские, — но Анрэ был непреклонен: Анжела, и все! И откуда он только взял такое имя? Поразмыслив, молодая мать решила, что идею ему подсказал нашумевший французский фильм, поставленный по роману Анны и Сержа Голон. Но их героиню звали чуть иначе — Анжеликой. А тут Анжела. Софи не слишком нравилось это имя, но она уже давно поняла, что спорить с мужем, когда он настаивает на чем-то, — занятие совершенно бесполезное. Так что ничего не поделаешь, придется мириться с Анжелой.
Ах, как мечтала Софи, что после рождения ребенка все станет по-прежнему! Ей грезилось, что Анрэ, благодарный за то, что она подарила ему дочь, снова будет благосклонен к жене и в их семейную жизнь опять вернется все то, что она вспоминала с такой тоской, — страстность, нежность, задушевные разговоры, совместные поездки и чудесные подарки… Но ничего этого не произошло. Анрэ точно так же, как и до родов, требовал от жены строгого соблюдения режима и с прежней скрупулезностью следил за ее питанием.
— Опять ты за свое! «Того нельзя, этого нельзя»! — передразнивала его Софи. — Ну почему, скажи на милость, мне нельзя съесть один несчастный апельсин? К твоему сведению, в цитрусовых полным-полно витамина С, который просто необходим детям!
— На апельсины у малышки может быть аллергия, — возражал муж. — Лучше съешь яблоко, только обязательно зеленое.
— А может и не быть никакой аллергии…
— Ты что, собираешься ставить эксперименты на нашей девочке? — повышал голос Анрэ. — Я не позволю рисковать ее здоровьем!
— Да ладно, не кипятись, — вздыхала Софи. — Черт с тобой, съем яблоко…
Кормление грудью стало для нее новым испытанием. Этот процесс, как нередко бывает у неопытных мам, вызвал у Софи множество затруднений. Молока было мало, шло оно тяжело, соски сразу же потрескались и не успевали зажить. Пытаясь хоть как-то унять мучительную боль, Софи часто мазала их зеленкой, и оттого ротик малышки был постоянно обведен изумрудным ободком. Анрэ беспокоило не страдание жены, а то, что в организм ребенка все время попадает лекарство. Он просто изводил врачей вопросами, не вредно ли это.
— Может, ты все-таки обойдешься без этой проклятой зеленки? — твердил он жене.
— Но мне больно, Анрэ!
— Потерпи. Не будь такой эгоисткой! Ты мать, ты должна думать не о себе, а о здоровье нашей Анжелы.