Украденное счастье

— Нет, это ненормально! — закричала вдруг мать. Первый раз в жизни она повысила на него голос — Я не допущу, чтобы мой сын попал в тюрьму! Немедленно поезжай к этой девочке, к Жанне, и верни ей пятнадцать рублей. Извинись и скажи, что перепутал цену.

— Мам, я даже не знаю ее адреса.

— Сообрази, как узнать, не маленький.

Он послушался. Набрал пару телефонных номеров, выяснил, где живет Жанка. И, уже в двенадцатом часу ночи нагрянув к ней, потом еле успел на метро.

Мама, дожидаясь его, не ложилась. Сидела, прямая, строгая, в старом кресле, читала в свете настольной лампы ту самую «Иностранную литературу». Увидев, как он вошел, поправила очки и сказала:

— Владимир, поклянись, что ты никогда больше не сделаешь ничего подобного. Моей жизнью поклянись.

Но ему в тот момент меньше всего был нужен этот мелодраматизм. Он устал, нанервничался, да и выглядеть перед Жанкой идиотом было крайне неприятно. Не говоря ни слова, Володя принялся разбирать постель.

— Ты что, не слышал меня? — спросила мать.

— Мам, — тихо сказал он в ответ. — Перестань, а? Не обижайся, но у нас с тобой разные взгляды на жизнь. Я пошел тебе навстречу, сделал, как ты просила, и вернул деньги. Но лично я считаю, что имел право повысить цену, — и никто меня в этом не переубедит.

— Ты можешь считать все, что тебе угодно, — парировала она. — Но есть такое понятие, как закон. А законы нашей страны запрещают спекуляцию.

— А если я с этим не согласен? — Он отшвырнул свою тощую подушку и поглядел на мать. — Почему я должен следовать законам, которые меня не устраивают?

Она пожала плечами:

— Мне казалось, что ты уже достаточно взрослый и тебе не надо объяснять такие вещи. Ты живешь в этой стране — значит, обязан соблюдать ее законы.

— Даже бредовые?

— Даже бредовые. В России могут быть любые законы, любая власть, любые люди у этой власти… Любые условия жизни, в конце концов. Но она все равно остается РОССИЕЙ. Нашей родиной. А мы, русские, не можем быть счастливы нигде, кроме родины, так уж мы устроены. Поверь мне, я это знаю.

Впервые она упомянула о своем прошлом так открыто. Раньше они никогда не обсуждали эту тему. Да, Владимир с детства знал, что его прадед — белоэмигрант, а мама и бабушка вернулись в страну, как только представилась такая возможность. Именно поэтому им так трудно живется — ведь мамины родители предали родину, и теперь нужно заслужить ее прощение. Сначала, когда он был маленьким, принимал это как должное. Потом перестал задумываться об этом. Но теперь вся горечь, все обиды, накопившиеся в душе за долгие годы, выплеснулись наружу.

— Да, ты знаешь! — он повысил голос. — Ты сделала свой выбор. И не только за себя, но и за меня. Меня никто не спрашивал, хочу ли я здесь жить! В этой нищете, в этом лицемерии, в этой лжи! При такой идиотской политической и экономической системе!

Он выкрикнул эти слова и сам испугался. Без сомнений, тема была для матери очень болезненной. Кто знает, какой будет ее реакция? Быть может, она тоже выйдет из себя, расплачется или ей станет плохо? Но ничего подобного не произошло. Наталья Евгеньевна лишь вздохнула и проговорила:

— Боюсь, ты не сумеешь этого понять… Пока сам не побываешь в такой ситуации. И не осознаешь, что счастье жить на родине, среди людей, которые тебя понимают, среди русской речи и книг на родном языке, дороже всего на свете.

Даже любви, — с горечью добавила она. Помолчала, думая о чем-то своем, затем вдруг резко поднялась с кресла. — Поздно уже, третий час. Давай спать укладываться.

Ночью ему показалось, что она плакала у себя за ширмой. Хотя, может быть, и впрямь только показалось — очень уж тихими были ее всхлипывания.

Больше они к этому разговору не возвращались. Но и легких заработков в его жизни больше не было. Когда очень нужны были деньги, они с ребятами шли на железную дорогу и разгружали товарные вагоны.

С распределением Владимиру повезло, его не отправили, как шутили студенты, «ни в Усть-Урюпинск, ни в Тетюши Мухосранской области». Яковлевский был сиротой и окончил институт с красным дипломом. Этого оказалось достаточно, чтобы его взяли на работу в приличное место — бухгалтером в небольшой ленинградский НИИ. Оклад сто тридцать рублей, раз в квартал премия, в конце года тринадцатая зарплата. И Володя, и его мама были счастливы. Особенно Наталья Евгеньевна, здоровье которой в последнее время стало ухудшаться. Она крепилась, продолжала работать и наотрез отказывалась идти в поликлинику. Она вообще ненавидела лечиться и старалась обращаться к врачам только в исключительных случаях.