Украденное счастье

— Насколько я знаю, вы не очень-то любите русских, — парировал Владимир. — Так что ваше «молодец», возможно, имеет не один оттенок.

— Ну что ты, русских есть за что уважать.

— Уважать и любить — это разные вещи, — улыбнулся молодой человек.

— Пожалуй, ты прав, — согласился банкир, — заставить любить нельзя, а уважать — можно.

Анрэ разлил водку по хрустальным стаканчикам и приказал секретарше подать что-нибудь на закуску. Выпили молча. Каждый из мужчин думал о своем.

Пожилой — о том, что дом его опустел, любимая дочь потеряна, и вот перед ним сидит причина его страданий…

Владимир косился на своего босса и удивлялся выражению ненависти, застывшему на лице Анрэ.

«Старик явно не в себе. Ситуация со стороны, наверное, кажется смешной, но мне становится не до смеха. Дело принимает, по-моему, серьезный оборот. Ну, хорошо. Он меня почему-то невзлюбил. Но почему не поговорит со мной прямо? Делает гадости за моей спиной… Его буквально съедает ненависть. Не исключено, что любой бы на моем месте оказался в точно таком же положении. Ему не важно, какой у дочери муж, ему важно, чтобы никто никогда не вмешивался в устоявшийся, размеренный ход его жизни. Ему, похоже, надо от меня избавиться любой ценой: засадить в тюрьму, отправить в сумасшедший дом, утопить в озере. С него станется!..»

— Ну что ж, — прервал затянувшуюся паузу Анрэ, — еще по глоточку?

— Мне достаточно. — Владимир отставил свой стаканчик. — Все-таки рабочий день только начался.

— Ну, как хочешь. А я еще выпью.

Анрэ опрокинул стопку, заел бутербродом и проговорил:

— А давай начистоту!

— Давайте. — Владимир насторожился, но не подал виду.

— Я хочу, чтобы вы с Анжелой развелись!

— Вы серьезно?

— И даже очень. — Анрэ оглядел пустой стаканчик, точно раздумывая, не наполнить ли его вновь. — Во-первых, она тебя не любит…

— А любит вас… — нервно улыбнулся Владимир.

— Во-вторых, я не допущу, чтобы ты искалечил ее жизнь…

— Давайте по порядку, — остановил его зять. — Вы сказали, что Анжела меня не любит.

— Да, она тебя не любит.

— Это она вам сама сказала?

— А мне не надо говорить, я все вижу сам.

— Ну что ж. С этим вопросом все понятно. Теперь перейдем к искалеченной жизни. Я внимательно слушаю ваши аргументы.

— Ты не знаешь, во что превратил нашу жизнь! — разом завелся Анрэ. — Анжела совершенно изменилась, стала раздражительной, дерзкой, не бывает в собственном доме, можно сказать, избегает встреч со мной…

— И вы уверены, что во всем этом виноват я?

— А кто же еще?

— Ну, мало ли… Например, вы. Вам это никогда не приходило в голову? Что ваша дочь не встречается с вами не потому, что я ей это запрещаю, а потому, что ей самой не хочется выслушивать от вас вечные упреки в том, что она живет не так, как вы считаете нужным?

Анрэ даже задохнулся от возмущения, но Владимир продолжал, не давая ему вставить слова:

— Может, Анжела и раздражительна, но никак не при мне. Со мной она счастлива, весела и заботлива.

— Скажи, а твоя мать никогда не рассказывала тебе о своей молодости? — спросил вдруг Орелли.

Неожиданный вопрос на время выбил Владимира из колеи.

— При чем тут моя мама? — не понял он.

— Когда-то я знал ее…

— Я догадался о чем-то подобном. Нет, она ничего не говорила о вас.

— Что ж, не удивительно… Твоя мать, Владимир, испортила мне всю жизнь. Она как паровоз проехала по ней, а потом бросила меня. Она слишком любила свою Россию и не желала слушать правду о русских. У нас была дочка — она не пожалела даже ее. Переступила через смерть собственного ребенка, только чтобы уехать туда.

— Постойте, я что-то ничего не могу понять… Вы хотите сказать, что у вас с моей мамой был ребенок?

— Да, у нас была дочь. Татьяна, Таньюшка, как мы ее называли. И она умерла в два месяца. Умерла, потому что ее мать, вместо того чтобы заниматься ребенком и как следует ухаживать за ним, тратила все свое время на подготовку к отъезду в Россию.

— Ничего этого я не знал…

— Зато благодаря ей ты узнал другое — голод, лишения, нищету. Я был у вас в России, видел, как вы живете в тесноте, ходите в обносках, отстаиваете за самым необходимым очереди, питаетесь неизвестно чем… Уверен — ты не можешь ей простить того, что она уехала из Швейцарии, тем самым лишив тебя нормальной жизни. И не возражай! Если б было иначе, ты бы не приполз сюда на брюхе умолять, чтобы тебя пригрели и дали работу…

— Да, я сделал свой выбор! — вспылил Владимир. — Но осуждать маму не имею права и никому не позволю этого делать! Не сомневаюсь — если б она была здесь счастлива, то ни за что бы не уехала из Швейцарии. Не знаю всех тонкостей ваших с ней отношений, но логика подсказывает мне, что если мама смогла оставить вас и уехать так далеко, значит, ничто ее здесь не держало. Ничто и никто. Есть такая русская пословица — сердцу не прикажешь. Получается, ее сердце было на родине, а не с вами. И, думаю, несмотря на все трудности, с которыми она столкнулась в России, моя мама все равно прожила счастливую жизнь.