Украденные ночи (Полночный вальс)

Внезапный крик остановил Амалию, сердце ее екнуло и оборвалось. Она почувствовала, как по телу побежали мурашки, как руки покрылись гусиной кожей. Спустя минуту крик, напоминающий уханье, повторился, и она радостно рассмеялась, узнав крик совы, облетавшей поля в поисках мышей. «А может, это зов самца?» — подумала Амалия, радуясь, что ома не единственное живое существо, которому не спится в эту ночь. Она оглядела бескрайние поля, раскинувшиеся за хозяйственными постройками, ряды хижин с крылечками из кипариса и кирпичными трубами. Амалия знала, что ночью, несмотря на строжайший запрет, некоторые работники убегали на другие плантации, где их ждали любимые. В свою очередь, к женщинам «Рощи» приходили дружки с соседних плантаций. Амалия не боялась неожиданной встречи с припозднившимся кавалером. Любой из них постарался бы сделать все возможное, чтобы остаться незамеченным: наказание за самовольные ночные прогулки было слишком суровым, чтобы кто-то стал рисковать.

Луна, кажется, совсем разобидевшись, скрылась за черным бархатом ночи. Амалия шла, подставляя лицо влажному от росы и поднимающихся от земли испарений воздуху. Усиливавшийся запах роз и клевера пьянил словно дурман. Амалия наслаждалась обретенной свободой: она распустила волосы по плечам и, не обращая внимания на сырость, начала кружиться в каком-то диком танце первобытной страсти.

Летняя беседка, едва различимая среди деревьев, манила к себе. Амалия направилась к ней, уверенно двигаясь между деревьями, отводя в сторону низко опущенные ветви, пробегая пальцами по изгибу ствола старого дуба, обвиваясь всем телом вокруг молодых деревьев.

Беседка представляла собой маленькое прямоугольное строение из резных кипарисовых досок с легкой крышей из дранок на массивных коротких сваях вместо фундамента. В ней были окна, два дверных проема, пол с кирпичным покрытисм и скамья для отдыха, тянувшаяся вдоль стен. Беседка — укромный тенистый уголок летом и заветная цель прогулок зимой — была прекрасным наблюдательным пунктом за рекой и заводью. Ее окружали кусты жимолости, а по стенам и крыше расползался розовый вьюн, превращая постройку в зеленый ароматный шатер.

Амалия не без волнения вошла внутрь и сделала несколько шагов к окну. Слышался мягкий шум; воды, и с трудом можно было различить отдельные отблески на ее гладкой поверхности. Амалия стояла у окна, скрестив руки на груди, и смотрела во мрак ночи. Мысли текли вяло и бессвязно, но не было желания и сил упорядочить их.

Позади раздался легкий шорох, Амалия обернулась, но ничего не увидела. «Стебли вьюна или жимолости, — подумала она. — Птицы часто используют их для своих гнезд. А может, лягушка или ящерица искали убежища?» Спустя минуту она успокоилась, продолжая созерцать тихую красоту ночной заводи.

— Не пугайся! — раздался шепот у самого ее уха, а сильные руки обхватили ее за талию. — Это всего лишь я.

— Жюльен! — удивилась Амалия. — Я… я думала, что ты все еще в городе. — Она оцепенела, выпрямившись, но объятие не ослабевало.

— Я только что вернулся. — Его рука переместилась чуть вверх и нежно накрыла округлость ее груди.

— Да это и видно! — бросила она обиженно, почувствовав в его словах что-то вроде насмешки, хотя через минуту она уже так не думала.

— Я бросился вдогонку, как только узнал, что вы отправились домой. Неужели мой порыв не найдет отклика и не будет вознагражден?

Слова эти он шептал ей прямо в ухо. Его теплые губы гладили ее щеку, скользя к ее рту. Амалия отвела голову в сторону.

— Я могла бы тебя наградить, если бы ты не оставил меня одну на балу, а сам занялся более интересными делами.

— Тебе бы хотелось, чтобы я увивался возле тебя как безусый юнец, ошалевший от первой любви? Это не принято, mon coeur [9], чтобы мужчина выказывал признаки безумной любви к… свой собственной жене.

Амалия повернулась к нему, раскрыв рот от удивления, и он не преминул воспользоваться этим. Он прижал теплые губы к ее рту, стиснув ее податливое тело в своих жарких объятиях. «Какой же смысл сопротивляться? — пронеслось у нее в голове. — Он здесь, и он со мной!» Охваченная нахлынувшим вдруг желанием, Амалия прильнула к нему, почувствовав тепло его тела, запах свеженакрахмаленного белья, легкий аромат старого рома и ни с чем не сравнимый запах молодого, здорового мужчины-самца. Пуговки на его жилете и запонки на воротничке врезались в ее тело, но она не замечала боли. Пьянящий аромат рома, впитавшийся в кончик его языка, придавал сладкому поцелую особый привкус. Амалия обвила руками его шею, прильнув пылающими губами к его губам. Он стиснул ее в жарких объятиях и прижал со всей силой к своей мужской твердости.