Украденный миг

— Ох, Эмма… — Он приник к ее губам, и она прижалась к его крепкому телу, вдыхая запах его кожи, мужского одеколона, рома, мускуса… Она поднялась на цыпочки и обвила его шею горячими руками. Его язык скользил между ее губ, он пил ее дыхание, невыносимо сладостное, он задыхался от счастья и муки.

Эмма хотела дотронуться до его обнаженной груди… Ее пальцы нетерпеливо расстегивали пуговицы его рубашки. Она узнавала и не могла узнать его. Она была близка к обмороку.

Боже, что с ней происходит!

Гидеон целовал ее в ямочку между ключицами, он зарывался лицом в ее пышные волосы, шелковистой волной спадавшие ей на спину. («Какое счастье, что я успела расплести эти дурацкие косички!» — радовалась Эмма.) Ее тело искало его тела, не желая больше признавать никаких преград…

— Боже мой, где моя гордость? Ведь это же грех! Безумие! — Эмма резко отстранилась. — Гидеон, мы должны расстаться сейчас же, немедленно!

— Да я скорее позволю зарыть себя на шесть футов в землю! Я же люблю тебя!

— О, дорогой мой! И я люблю и хочу тебя — ты теперь это знаешь. Люблю всем сердцем и всей душой. Но я не могу лгать, не хочу никаких тайных встреч, не хочу сплетен, грязи, позора, не хочу превращать нашу жизнь в цепь бесконечной лжи. — «Боже мой, что я делаю, ведь он — муж Джулии. Чужой муж…»

До него наконец дошли ее слова. Он отступил на шаг, сжав кулаки.

— Ты права.

Он не смотрел на Эмму. Он не хотел, чтобы она видела его слезы.

— Эмма…

— Да, Гидеон?

— Уходи.

Какое-то мгновение — и девушка растворилась в ночной тишине.

Ее уже не было рядом с ним, а Гидеон все повторял, вцепившись пальцами в спинку садовой скамьи:

— Уходи и не оборачивайся, Эмма, иначе я больше никогда не отпущу тебя, уходи скорей, иначе не ручаюсь за себя, Эмма…

Большая ночная мышь низко пролетела мимо него, коснувшись щеки мягким, бесшумным крылом.

Очнувшись, Гидеон нечаянно глянул себе под ноги.

Белые костяные шпильки, выпавшие из волос любимой, поблескивали в траве. Он машинально собрал их и сунул в карман жилета.

Сердце было в тисках боли и отчаяния. «Эмма! О Эмма!» Он готов был пронзить свое сердце шпилькой, лишь бы унять эту щемящую, невыносимую боль.

— Это ты, Моо?

Дядюшка Кимо незаметно подошел и положил руку ему на плечо.

— Что ж ты так рано покинул праздничный стол, дядюшка Кимо?

Кимо пожал плечами:

— Что мне тебе сказать, Моо? Может быть, ты сам мне расскажешь что-нибудь?

— Нет, дядя Кимо. Мне нечего тебе рассказывать. Женщина ушла, мужчина остался. Вот и все. Теперь я пойду к гостям.

— Ты нехорошо говоришь и дурно поступаешь, Моо. Разве этому тебя учили в Бостоне? Разве этому учил тебя отец? Оставить жену одну сразу после свадьбы, чтобы побежать за первой юбкой…

— Ты ничего не понял, Кимо! Я любил ее целых семь лет! Я прошел с ее именем всю войну! Я и сейчас готов умереть за нее!

— Разве ты знал мою племянницу до отъезда в Бостон?

— Мы встретились случайно в бухте у скал-Близнецов и полюбили друг друга… А потом я уехал в Бостон, она осталась с больной матерью.

— Почему же ты не женился на ней, если любишь? Разве ты не понимаешь, что эти встречи могут опозорить ее?

— Мы не увидимся больше, Кимо. Никогда…

— Я верю тебе, Моо! И все же — запомни: не надо протаптывать тропинку к Эмме Калейлани Джордан. Случится большая беда, поверь мне.

Оторопело Гидеон смотрел на Кимо, как если бы сейчас на его глазах из комнатной собачки вдруг вырос огромный свирепый дог.

— К чему эти угрозы, я сказал тебе уже: мы с ней никогда не будем вместе.

Кимо вяло улыбнулся, но глаза его оставались все такими же недоверчивыми и холодными.

— Не беспокойся, мой мальчик. Разве Кимо когда-нибудь угрожал тебе? Я просто хотел дать добрый совет. Ты ведь принял его, так? — Все с тем же враждебным выражением на лице он коротко кивнул и, развернувшись, отправился назад к огням факелов, освещавших праздничную поляну.

Глава 16

— Гидеон, какого черта!.. Сейчас же уходи! Я хочу спать!

Не постучавшись, Гидеон распахнул дверь в спальню. Джулия уже успела раздеться и распустить волосы на ночь. Надо же!

Он думал, что жена тут горестно рыдает, смертельно оскорбленная и безутешная, а она так спокойна, так небрежна…

И чуточку вульгарна…

Что за кимоно на ней, Господи! Кроваво-красное с черными и золотыми драконами… Ему доводилось видеть точно такие же в дешевых борделях во время войны. И хуже всего, что оно идет ей, очень идет. Какой изгиб спины, какие округлые, крепкие ягодицы…

Святой Моисей!

Джулия сидела перед зеркалом и холодно смотрела на Гидеона. Она напряженно выпрямилась, готовая к стычке.

— Осмелюсь напомнить, Джулия, что я твой законный муж и имею право входить к тебе в любое время. Кроме того, у меня есть еще и другие права…

— Нет, это великолепно! Он заявляет о своих правах… А что ты скажешь, дорогой, о моих правах? Выставил меня на посмешище, публично оскорбил, а теперь лезешь ко мне в постель! Я требую уважения к себе! Я порядочная женщина!

— О чем ты говоришь, Джулия. Тебе здесь все оказывают уважение… И как это понимать — «выставил на посмешище»? — Гидеон сделал вид, что не понимает, в чем дело.