— Я отказала ему, Лео. Он очень хороший молодой человек, но я не люблю его, ты же знаешь. Но он очень добрый и любит моих учеников. Недавно привез им глобус, настоящий глобус, со всеми странами и континентами! И кучу букварей.
Эмма положила голову на грудь тети Лео, и та обняла ее своими могучими руками.
— Ох, детка, ничего-то ты не знаешь, никого-то ты не любила по-настоящему… Бедная моя Эмма… Эмма Калейлани Джордан…
— Пуанани, Пуанани, — кричала Джулия, придерживая накрашенными пальчиками кружевную занавеску и всматриваясь в маленький домик недалеко от загона, — оставь ты эту чертову кровать и подойди ко мне…
Служанка Пуанани испуганно прикрыла рот ладошкой. Как нехорошо ругается госпожа Джулия! Совсем нехорошо…
— Кто это там, Пуанани? — спрашивала Джулия, смотря, как необъятная гаваитянка обнимает девушку с золотистой кожей и иссиня-черными волосами, падающими роскошной волной до талии. Какие-то белые цветы красовались в голове. На ней было платье свободного покроя, скрадывавшее фигуру.
— Там, на веранде? А-а, это тетя Леолани, жена управляющего, дяди Кимо, и ее племянница Эмма Калейлани Джордан. Она вчера танцевала перед гостями… Она учительница, учит детей в сельской школе. А тетя Лео играла на барабане… Тетя Лео — большая женщина, очень большая. Большой дух у нее, большая мана!
— Это я и сама вижу. Ступай.
Островитянка выскользнула из комнаты, оставив Джулию у окна наблюдать за Эммой и расчесывать белокурые волосы, что было любимым и, пожалуй, единственным занятием миссис Кейн.
Постучавшись, вошел Гидеон.
Он пришел попрощаться: две недели ему понадобится на то, чтобы перегнать бычков на погрузку в Кавайихе.
Вид у него был сконфуженный и такой виноватый, что она рассмеялась:
— Не волнуйся, Гидеон, как-нибудь я переживу нашу разлуку. Я буду ждать тебя, муженек.
Несколько минут спустя, Джулия уже приветливо улыбалась мужу из окна, глядя, как он и Кимо Пакеле выезжают со двора.
Она знала, что Кимо невзлюбил ее, и отвечала ему тем же. И виной всему, кажется, та злополучная ветка с красными цветами. У нее еще какое-то дикое название, невозможно выговорить… Он тогда сказал какую-то глупость о пролитой крови и несчастьях…
А что, если это не такая уж глупость?
Ей надо быть осторожной с Кимо Пакеле. Он всюду сует свой нос. Значит, Эмма — его племянница?
Зря она поверила Гидеону. Он сговорился со своей полукровкой и теперь наверняка будет бегать к ней на свидания.
Еще немного поболтав и позавтракав, Эмма отправилась домой, дав тете Лео твердое обещание быть осторожной и приезжать в гости как можно чаще.
Эмма не торопила лошадь, хотя путь предстоял неблизкий. Ей надо было хорошенько подумать о Гидеоне.
Он стал настоящим мужчиной. Она никогда не представляла его таким. Уезжал он почти мальчиком, сильным, но таким нежным!
Теперь его мальчишеская нежность превратилась в притягательную мужскую чувственность, отнимающую у нее всю гордость и разум.
Ее неудержимо влекло к нему, с ним она забывала обо всем. Ею владело одно желание — принадлежать ему, несмотря ни на что.
Что же делать? Что делать?
Эмма вспомнила его ласки под тенью виноградных лоз. Как сохранить решимость, честь, чувство собственного достоинства? Гидеон… Прошлой ночью она не смогла сдержать свою страсть.
Все казалось такими пустяками, стоило ему коснуться ее.
Он слишком хорошо знал ее. Ее душу и ее тело…
Жаль, но она никогда не узнает Гидеона-мужчину. Он принадлежит другой женщине, а Эмма никогда не сможет смириться с положением тайной любовницы!
Ей предстояло совершить подвиг, маленький женский подвиг, — забыть Гидеона Кейна, уйти с его дороги и искать свою новую судьбу.
Не помолиться ли духам ночи, чтобы они помогли забыть его?
Пусть скажут, что ей делать теперь со своей осиротевшей памятью, со своим осиротевшим телом?
Уже в сумерки ее Макани ступила на тропинку между холмами Кохалы. Зелени здесь было немного. Вокруг лишь сплошные участки черной спекшейся лавы, бесчисленные валуны возле ручьев с красной ржавой водой, добавлявших свое скромное журчание к шуму далеких водопадов и свисту ветра в ущельях.
Начал накрапывать мелкий дождичек. Боясь, как бы он не перешел в ливень, Эмма торопила Макани к небольшой хижине, сложенной паньолос из вулканического туфа, — под крышей, уже поросшей травой, за ее позеленевшими стенами, они обычно пережидали непогоду долгими холодными ночами. Вокруг хижины никого не было видно, так что скорее всего она была пуста. Это обстоятельство радовало Эмму.
Тропические сумерки все сгущались, Эмма была довольна, что для ночлега есть крыша над головой. Она достала из седельной сумки нехитрый ужин, собранный Леолани Пакеле. Здесь были длинные волокнистые полоски вяленой говядины — лакомство, запрещенное женщинам этого острова. Теперь уже никто, пожалуй, не знал точной причины такого запрета. Эмма разожгла костер и наслаждалась теперь в одиночестве едой и теплом.