Украденный наследник

Я представляю, каково это – сдаться. Мне больше не придется заглядывать в чужие окна, оплакивая жизнь, которая никогда не будет моей. Никаких безнадежных желаний. Никаких опасений по поводу будущего. Никакого страха. Какая мне разница, если в руках леди Ноури окажутся и кости Мэб, и сердце Меллит? Пусть Эльфхейм исчезнет с лица земли, и принц Оук вместе с ним. Пусть она уничтожит те части мира смертных, которые посчитает нужным. Какое мне до всего этого дело?

Я вспоминаю слова Чертополоховой ведьмы: «Ноль. Никто. Ничто. Вот чем ты являешься». Вот чем мне предстоит стать. Я обращу в ничто свою личность, все свои знания и опыт. Смирюсь с тем, что я не имею значения.

Я плюю леди Ноури в лицо. Капля слюны, смешанной с кровью, алеет на ее серой коже.

Она кривит губы и заносит руку для удара, но не бьет меня. Ее трясет от ярости.

– Прикусила язык, чтобы позлить меня? Что ж, я преподам тебе урок. Стража, вырежьте его из ее рта!

Стражник, мужчина из сокрытого народа, отходит от стены и хватает меня за обе руки. Я царапаюсь и пинаюсь так ожесточенно, как никогда раньше.

– Нет! – Оук пытается броситься мне на помощь, но его удерживают два бывших сокола. – Если причините ей зло, то даже и не думайте, что я…

Леди Ноури оборачивается и указывает на него пальцем.

– Сейчас же скажи мне, где сердце Меллит, и я не стану отрезать ей язык.

Подбегают еще трое стражников и помогают первому удержать меня. Я брыкаюсь и извиваюсь в их руках.

Оук кидается к женщине-троллю, которая стоит к нему ближе всех, и выхватывает из ее ножен меч. Он по-прежнему окружен, но теперь у него хотя бы есть оружие. Несколько представителей сокрытого народа и ниссе натягивают тетиву лука.

Хурклоу делает взмах рукой.

– Покажи мальчишке, что это бесполезно, – говорит он.

– Выйдите вперед, мои творения, – приказывает леди Ноури и солдаты, состоящие из палок, земли и плоти, шагают по тронному залу. Стражники отходят назад, уступая им место.

– Схватить его! – кричит леди Ноури.

Палочники без колебаний устремляются к Оуку. Он разрубает пополам одного из них, резко разворачивается и пронзает мечом другого. Острие глубоко погружается в сплетение веток. Палочник делает еще несколько шагов вперед, а затем отходит в сторону, пытаясь вырвать из руки Оука меч за счет силы своего движения, хотя при этом лезвие разрезает его собственные внутренности.

Оук вытаскивает меч, но на него тут же налетают еще три палочника, давая четвертому возможность схватить его за горло. На этот раз стражники заводят его руки за спину и связывают их серебряной веревкой.

Когда наши взгляды встречаются, я вижу на его лице боль. Он ничем не может мне помочь.

Я пытаюсь отбиться от стражников, но они все равно прижимают меня к полу. Я кусаю их, когда они пытаются силой открыть мне рот.

Однако все это бесполезно. Двое солдат держат меня за запястья, а третий прокалывает кончик моего языка каким-то шипастым инструментом. Он затягивает его.

Четвертый солдат подносит к моему рту изогнутый нож.

Острая, жгучая боль пронзает меня. Я хочу закричать, но не могу, потому что мой язык надежно удерживают на месте. Пересохший рот наполняется кровью. Она течет рекой. Я давлюсь ею. Тону в ней. Меня отпускают, и я кашляю, чтобы не захлебнуться. Крик застревает в моем горле.

По моему подбородку струятся алые потоки. Когда я двигаюсь, во все стороны разлетаются красные хлопья.

Боль поглощает меня целиком, так что я почти теряю способность думать. Но понимаю, что теряю слишком много крови. Она вытекает из моего рта и льется по шее, обагряя воротник платья. Я умру здесь, прямо на ледяном полу Цитадели.

Леди Ноури неторопливо подходит к моему скрюченному телу, достает из сумки кусочек кости и просовывает его между моими губами и зубами. Я чувствую, как рана начинает затягиваться.

– Это пойдет тебе на пользу, пусть сейчас ты этого не понимаешь. Как твоя мать и преданный вассал, в отсутствие прямых указаний я вынуждена руководствоваться собственной мудростью.

От шока и потери крови у меня кружится голова. Покачиваясь, поднимаюсь на ноги и серьезно задумываюсь опуститься обратно на пол. Серьезно задумываюсь о том, чтобы потерять сознание.

Леди Ноури не может лгать, а значит, в каком-то извращенном смысле она искренне верит, что я должна хотеть того же, чего и она сама.

Однако мне не нужен язык, чтобы передать всю ярость, которую я испытываю. Леди Ноури может прочитать ее в моем взгляде.

Она улыбается уголками губ, и я замечаю, что за все это время она не так уж сильно изменилась. Она не хочет убивать меня, потому что если я умру, то не смогу больше страдать.

– Принц ведь даже не знает, что ты такое на самом деле, – произносит леди Ноури, бросая взгляд на Оука. – Ты ведь даже не фейри. Лишь манекен, мало чем отличающийся от зачарованного полена, которое оставляют на месте похищенного ребенка. Существо, обреченное зачахнуть и умереть.

Помимо своей воли поднимаю глаза на Оука. Понимает ли он, что она имеет в виду? Но я не вижу на его лице ничего, кроме жалости.