Украденный сон

Этих «других» людей вербовали еще пацанами, перед уходом в армию, чтобы годы военной службы не пропадали даром, чтобы «кандидат» учился всему, чему только можно, – в милицейской работе военная выучка всегда пригодится. Вербовали, как правило, тех, кто, уходя в армию, оставлял "на гражданке" престарелых малообеспеченных родителей, беременных подружек или молодых жен с маленькими детьми. Им, уходящим на службу на два года, обещали, что будут поддерживать и опекать семью, помогать материально. За это кандидат должен был добросовестно служить, постигая изо всех сил военную премудрость, зарабатывая значки и грамоты, накачивая мускулатуру, а после армии поступить в Высшую школу милиции и в дальнейшем во всем слушаться Арсена и его людей. Здесь Арсен был строгим приверженцем добровольности, справедливо полагая, что надежными бывают только убежденные сторонники и союзники. Поэтому когда после возвращения из армии к его людям, «вербовщикам», обращались не все, чьи семьи безбедно существовали на деньги конторы целых два года, он категорически запрещал разыскивать их и выяснять с ними отношения. Не пришел – значит, передумал. Передумал – значит, не убежден. Не убежден – значит, может «сдать», "стукнуть", «заложить». А деньги, потраченные за два года, – что ж, Бог с ними, с деньгами, не так уж они велики были по Арсеновым меркам, да и не в них счастье, а без издержек производства не бывает.

Зато те, кто возвращался и тут же появлялся у «вербовщика», были надежны, как скала. Они поступили в Школу милиции, некоторые уже успели окончить ее и теперь работали в московских органах внутренних дел. Грамотные, хорошо подготовленные специалисты, с блестящими характеристиками из армии и из школы, с крепкими знаниями и железными мускулами, они успешно справлялись как со своей служебной деятельностью, так и с работой на контору.

Но были среди них и избранные. Те, кого завербовали не перед уходом в армию, а гораздо раньше. Те, кого приметили и начали пестовать, когда они были еще подростками, учились в школе и только начинали приобщаться к спиртному и подворотням. Этих брали на романтике. На романтике борьбы с несправедливым строем, с жестокой и безграмотно организованной системой, на романтике восторга перед своим превосходством и возможностями манипулирования чужими судьбами, из-за кулис управляя людьми, их мыслями и поступками. Избранных выбирали только из сирот, живущих в детских домах, и усыновляли, заплатив при этом, если нужно, огромные взятки. Их готовили тщательно, ибо им предстояла блестящая карьера.

Одним из избранных был Олег Мещеринов, ныне проходивший стажировку на Петровке, 38, в отделе, возглавляемом полковником Гордеевым. И это именно он предложил простой и эффективный план похищения Нади Ларцевой. Он много раз слышал, как отец разговаривал с дочерью по телефону, и неплохо представлял себе и характер самой девочки и суть тех наставлений, которыми пичкал ее Володя. Главное условие всей операции – не привлекать к себе внимания, чтобы никому и в голову не пришло, что на их глазах похищают ребенка. Надо было суметь напугать Надю и толкнуть в объятия человека, от которого она будет ждать помощи. А уж найти такого человека и «подставить» его в нужное время в нужном месте – дело техники и режиссуры. И куклу Барби придумал тоже Олег. Девочка может не запомнить лицо человека, который будет ее преследовать, стало быть, она его просто не заметит и не испугается. Она вряд ли разбирается в автомобилях и не обратит внимания на то, что ее целый день преследует одна и та же машина, будь она хоть самой редкой и дорогой иномаркой. Но Барби она заметит непременно. И если девочка достаточно сообразительна, она обязательно испугается. А если глупа и невнимательна к советам отца, то будет глазеть на куклу и легко пойдет на контакт, если попытаться с ней заговорить. Да, Барби – во всех отношениях удачная находка. Арсен был доволен.

Ему очень хотелось послушать, что теперь запоет эта хладнокровная непробиваемая Каменская.

Звонок в дверь заставил Настю вздрогнуть. Она покосилась на Лешу, уткнувшегося в телевизор.

– Откроешь?

– А надо? – ответил он вопросом на вопрос, не трогаясь с места.

Настя пожала плечами. Звонок прозвенел еще раз.

– Надо, наверное. Мало ли что…

Леша вышел в прихожую, притворив за собой дверь.

Щелкнул замок, и Настя услышала знакомый голос Володи Ларцева:

– Ася дома?

Она с облегчением вздохнула. Слава Богу, не они! Ларцева трудно было узнать. Смуглое лицо его посерело, губы приобрели синюшный оттенок, как бывает у людей с сердечной недостаточностью, глаза были совершенно сумасшедшими. Он вошел из прихожей в комнату, не раздеваясь, закрыл дверь перед самым носом у Чистякова и прислонился к ней, с трудом переводя дыхание. "Бегом бежал, что ли?" – подумала Настя.

– Они забрали Надю, – выдохнул Ларцев.

– Как – забрали? – внезапно севшим голосом спросила она.

– Вот так и забрали. Пришел домой – ее нет, а тут и звонок по телефону, мол, девочка ваша у нас, жива-здорова, но это – пока.

– И чего они хотят?