Украденный сон

– А дальше я не знаю. Только кто-то, кто очень заинтересован в том, чтобы семидесятый год не выплыл наружу, узнает, что Вика была в издательстве и в понедельник собирается ехать к Смелякову. Вика не скрывает своего интереса к пропавшей рукописи, и точно так же она не скрывает, откуда узнала телефон Бондаренко. Следующий факт, который установлен точно, говорит о том, что запись телефонного звонка Косаря была с автоответчика стерта. В виде догадки могу предположить, что люди, которые держали у себя Вику целую неделю, прежде чем ее убить, взяли у нее ключи от квартиры Бориса, пришли туда и стерли запись. А потом убили Косаря.

– Как убили?!

– Наезд. Водитель с места происшествия скрылся и до сих пор не установлен. Косарь умер сразу же. Вика и Косарь погибли, запись уничтожена, таким образом, все подходы к «Космосу» перекрыты.

– И во имя чего такие грандиозные усилия?

– Если бы знать! Но это еще не все. После того, как возбудили дело об убийстве, предпринимаются еще более грандиозные усилия к тому, чтобы преступление не было раскрыто. Сначала следствию навязывается версия о том, что сошедшая с ума Вика ушла из дома в неизвестном направлении и попала в руки к какому-то негодяю. Потом, когда выплыла фигура Бризака и сомнения в психическом здоровье девушки отпали, началось прямое давление сначала на меня, а потом на Ларцева. Результат ты видел сегодня ночью своими глазами.

– Но при чем тут Ларцев?

– Они заставили Володю искажать свидетельские показания, чтобы ярче обрисовывалась выгодная для них версия. Когда это не прошло, взялись за меня, но ты мне помог какое-то время продержаться. Понимаешь, Лешик, они очень осторожны. С Ларцевым они уже имели дело и знают, что он от страха за ребенка совершенно теряет рассудок. С ними он общается не как профессионал, а как отец, который ради безопасности своей дочери сделает все, что угодно. Они нашли у него слабое место, они хорошо его изучили. Что делать со мной – им пока не очень ясно, я веду себя глупо и нестандартно, и они еще не разобрались, то ли я дура, то ли очень хитрая. Поэтому они решили на всякий случай таскать каштаны из огня чужими руками. Они похитили дочку Ларцева и велели ему заставить меня делать то, что им нужно. Ведь если Володя их до сих пор слушался, то будет слушаться и дальше. А со мной никаких гарантий дать нельзя.

– Не знаю, – пожал плечами Леша. – Я бы на его месте…

– Вот именно, – жестко ответила Настя. – Ты бы. Но ты – Леша Чистяков, со своими мозгами и со своим жизненным опытом. А он – Володя Ларцев, со своей прожитой жизнью, со своими утратами и со своими ценностями, со своим характером и со своим жизненным опытом. Все люди разные, оттого и поступают все по-разному. Многие наши беды как раз от того, что мы пытаемся мерить других людей собственной меркой.

– Когда Ларцеву вернут дочь? Можем мы с тобой сделать что-нибудь, чтобы это произошло побыстрее?

Настя не ответила. Она молча разглядывала остатки кофе в чашке, как будто пыталась увидеть там ответ на Лешин вопрос.

– Ты меня слышишь? – настойчиво повторил он. – Что можно сделать, чтобы помочь девочке?

– Боюсь, что ничего, – едва слышно сказала она.

– То есть как?..

– Заложников не возвращают, как показывает опыт.

– И ты так спокойно об этом говоришь?! Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. Я тебе не верю. Просто у тебя опустились руки, и ты не можешь ничего придумать. Ну встряхнись же, Настя, надо же что-то сделать!

– Помолчи, – резко оборвала она Лешу. – Ты, видно, плохо меня знаешь, если думаешь, что у меня могут опуститься руки. Девочка слишком большая, чтобы ее можно было вернуть домой. Если бы ей было года два-три – тогда был бы шанс, потому что от нее как свидетеля никакого толку. А одиннадцатилетняя девочка их всех запомнит и детально опишет. И расскажет, чем ее кормили, и о чем они между собой разговаривали, и какие любимые словечки употребляли в разговоре, и какой вид из окна, и какие звуки доносились с улицы, и много чего другого. После этого их найти – дело терпения и техники. Именно поэтому заложников никогда не возвращают. Но есть и еще один закон, и мы можем надеяться только на то, что он сработает.

– Какой закон?

– Через неделю после совместного пребывания преступнику становится трудно убить заложника. Они привыкают друг к другу, между ними складываются какие-то отношения, они вынуждены общаться. И чем дольше держат заложника, тем труднее его убить. Тогда у нас появляется пусть микроскопический, но шанс. Они девочку, конечно, не отпустят так запросто, но и не убьют, по крайней мере сразу. Ларцев ничего этого не хочет понимать, он в отчаянье и вынужден верить им. Если это опытные преступники, то девочки, скорее всего, уже нет в живых.

– Ты – чудовище, – выдохнул Леша. – Как у тебя язык поворачивается спокойно рассуждать о таких вещах.