— Не подстраивайтесь под меня, — резко сказал Арсен. — Вы врач, вот и скажите мне совершенно определенно, сколько еще можно держать девочку на препарате без риска для ее здоровья. Вы называете мне конечный срок, и я в соответствии с ним буду принимать решение.
— Видите ли, — помялся врач. Ему очень хотелось угодить Арсену, и он пытался понять, какой ответ тот хочет услышать. — В общем… Это зависит от состояния сердечной деятельности… Вообще от того, насколько она здорова, не переносила ли тяжелых заболеваний в последнее время.
— Перестаньте морочить мне голову, — рассердился Арсен. — С вашей женой мне гораздо легче работать. Она всегда четко оценивает и ситуацию, и свои возможности, и не боится настаивать на своих оценках. Я вас держу как специалиста, так имейте же свою точку зрения. Если бы я сам мог решать медицинские вопросы, я бы не платил вам бешеные деньги за услуги. Так вы уж будьте любезны отрабатывать их добросовестно. Вот вы сейчас сделали ей укол. На сколько его хватит?
— На двенадцать часов.
— Стало быть, завтра в восемь утра нужно делать следующий?
— Ну… В принципе — да.
— Что значит «в принципе»?
— Это уже становится опасным. Следующий укол может убить ее. Она уже не проснется.
— Так, уже какая-то ясность, — хмыкнул Арсен. — А может так случиться, что и следующий укол ей не повредит?
— Конечно. Я же говорю, это зависит от ее здоровья, от сердца…
— Значит, ситуация выглядит таким образом, — подытожил Арсен. — Завтра утром вы осматриваете девочку и сообщаете мне, можно ли делать следующую инъекцию. Если можно — делайте. Если нет — я приму решение, будить девочку или все-таки держать на препарате. К утру у меня будет достаточно информации, чтобы принять такое решение.
— Но вы понимаете, что после завтрашнего укола она может… — врач запнулся и судорожно сглотнул.
Арсен чуть приподнял голову и впился своими маленькими, очень светлыми глазками в лицо врача. Он затягивал паузу, и молчание его было куда более выразительным и угрожающим, чем любые самые строгие и бранные слова. Наконец злобный блеск в глазах погас, лицо старика снова стало обыкновенным и ничем не примечательным.
— Как поживает император? — почти весело спросил он, изучая вытащенное из кармана расписание пригородных электричек.
— Цезарь-то? Отлично. Ест за двоих, капризничает за троих, зато злобности в нем на десяток псов хватит, — в голосе врача слышалось нескрываемое облегчение. Он не только хотел угодить Арсену. Он смертельно боялся его.
— Про сына не спрашиваю, о нем я и так все знаю. Супруга здорова?
— Спасибо, у нас все в порядке.
— Что-то холодновато у вас тут, — старик снова зябко поежился. — Девчонку не простудите?
— Она тепло укрыта. А вообще-то в помещении и должно быть прохладно. В жаркой комнате наркотический сон переносится плохо, — авторитетно пояснил врач. — Видите, здесь только один обогреватель, его вполне достаточно, а в соседней комнате, где ваши мальчики сидят, намного теплее. Там у них два калорифера, да еще вдобавок плитка постоянно включена, они все время чайник кипятят.
— Ладно, друг мой, мне пора, — Арсен наконец выбрал удобную электричку и засобирался. — Завтра в восемь утра вы осматриваете девочку, в восемь пятнадцать я жду вашего звонка. Если я приму решение больше инъекций не делать, скажете охранникам, чтобы везли ее в город и оставили в сквере, они знают, где это.
— А если..? — робко спросил врач.
— Тогда сделаете укол. И не забивайте себе голову разными глупостями.
Арсен вышел из комнаты, спустился с крыльца и ступил на поскрипывающий под ногами снег. Здесь, за городом, зима была настоящей, снег не стаивал под ногами и колесами, а лежал ровным белым сахарным слоем. Старик знал, что от пустующего зимой пионерского (в прошлом, а ныне просто детского) лагеря до платформы ровно двадцать три минуты средним шагом. Он отправился в путь за двадцать три минуты до прихода электрички, чтобы ни одной лишней секунды не торчать на платформе и не светиться понапрасну.